Училка и миллионер

Костя тоже это чувствует, поэтому замолкает и пристально смотрит. Я — на его губы, он — в мои глаза. Я чувствую, но ответить прямым взглядом не решаюсь. А потом и вовсе прикрываю глаза, когда между нашими лицами сокращается расстояние до минимума.

На мгновение реальность будто зависает, а потом Макарский прикасается своими губами к моим. Мягко, деликатно, осторожно. Совсем не так, как тогда в самолёте. Его губы раздвигают мои, я чувствую тёплый выдох, ловлю его, а он ловит мой. Склоняется ближе, мягко запускает пальцы мне в волосы, коснувшись мочки уха невзначай. Это прикосновение запускает ещё более странную реакцию. Во мне будто что-то начинает полыхать, целый сонм противоположных чувств: сомнение, недоверие, неуверенность, но вместе с ними желание, влечение, жажда отпустить себя и поддаться.

Надо признать, что Макарский меня привлекает. С самого начала привлекал, но голос разума был сильнее. Я давила в себе шевелящуюся симпатию к нему, как опасную, ядовитую змею, способную отравить мне жизнь. Мы слишком разные, и мне не стоит рассчитывать на серьёзные отношения. У него таких, как я, куча, я уверена. Неспроста же он один, без семьи. Такие на дороге не валяются, а значит, ему это просто не надо. А в приключения я играть не умею и не хочу.

Да, голос разума где-то там ещё маячит, но будто через толщу воды, потому что я не могу остановиться. Поддаюсь. Сама тянусь навстречу, обнимаю Костю за шею и первой проникаю языком в поцелуе в его рот.

Он принимает это за зелёный свет, подтягивает меня ближе и пересаживает к себе на колени. Характер поцелуя меняется. Он становится жарче, слаще, опаснее. Я будто медленно, но уверенно иду к красной линии, к обрыву, к неизвестности.

Горячая мужская ладонь скользит по моей спине, переходит на бедро и вниз до самого колена, вызывая нестерпимое желание напрячь бёдра. Наверное, Костя всё же чувствует какой-то импульс, хоть я и гашу это желание, и отвечает, сжав ладонь сильнее и скользнув ею обратно вверх, цепляя большим пальцем внутреннюю сторону бедра.

— Катя… — шепчет мне в шею. — Такая сладкая девочка моя.

Язык Макарского касается кожи моей шеи, заставляя задыхаться от ощущений. Так развратно и… так приятно. Он трогает пальцами мои губы, ведёт вниз к ключицам, а потом кладёт ладонь на грудь, мягко, аккуратно сжимает и одновременно прикусывает кожу на ключице.

Я чувствую, что между моих бёдер начинает гореть. Мне очень хочется, чтобы он коснулся и там. Наверное, это будет намного приятнее, чем когда я делаю это сама в одиночестве.

Второй рукой Костя крепче обнимает меня за талию, сильнее прижимает к себе, и я его чувствую. Твёрдый, внушительный член, что через одежду упирается между моих бёдер. Впервые так тесно ко мне, так реально. И это отрезвляет, пугает даже.

— Стой, — шепчу, упираясь ладонями Макарскому в плечи. — Я не… не могу.

Костя замирает на секунду, но не отпускает меня, даже наоборот, прижимает ещё крепче, резко выдохнув.

— У тебя “дни”? — снова принимается целовать мою шею. — Девочка моя, я же сгорю сейчас. Ты огнище же просто, моя зайка-Зайченко.

Я не успеваю ему ничего ответить, не знаю, как сформулировать мысль, а он снова целует меня в губы. Страстно подчиняет себе мой рот, крадёт дыхание, подчиняет.

— Нам будет хорошо вместе, Катя, — шепчет в губы, сплетает свои пальцы с моими с тыльной стороны ладони и прижимает к своим брюкам. — Чувствуешь, как я хочу тебя? Безумно… Не прогоняй меня, поцелуй его… Я с ума сойду же, Катенька, ну. Приласкай, а я отвечу, когда тебе можно будет.

Пока я соображаю, о чём он, сглатывая вязкую слюну, пальцы Макарского снова скользят по моим губам, а его губы прижимаются к уху.

— Я готов десять лет жизни отдать за минет, Катя. С тобой сумасшествие полное…

Его горячее дыхание жжёт, а смысл слов стреляет в мозг, окончательно отрезвляя.

— Отпусти, — отталкиваю, чтобы встать с него.

— Ну что я опять сделал не так, Катерина? — он тоже встаёт и смотрит пытливо, а я отхожу, сжимая руки и пытаясь восстановить дыхание. — Я тебя обидел своей просьбой? Это неприемлемо для тебя?

Спрашивает так, будто для него попросить девушку сделать минет — обычное дело. А может, это действительно так и есть. Может, в его кругу это норма.

— Я не знаю, — выставляю ладонь, когда он делает шаг ко мне, но Костя не останавливается.

Он сжимает мои пальцы и подносит руку к губам, глядя в глаза. Целует костяшки, пальцы, переворачивает ладонь и снова прижимается губами, теперь уже к запястью. Там, где сходит с ума мой пульс прямо сейчас.

— Я не знаю, — повторяюсь и пытаюсь правильно сформулировать свои мысли, что сейчас является очень сложной задачей для меня, — может, для тебя это нормально, но не для меня, понимаешь? Я… не…

— Не делала минет?

Ну почему он может говорить об этом так просто и открыто, а я вздрагиваю и краснею?

— Не только его. Я… вообще ничего не делала ещё.

Макарский застывает, в искреннем удивлении подняв брови. Кажется, он реально удивлён. Настолько, что я даже не пойму, хорошо это для меня или нет.

— Катя, ты девственница, что ли?

18

Константин

Охренеть.