Училка и миллионер

— Я буду спать с ребёнком в комнате, — говорю твёрдо, а внутри вся замираю, уже готовясь к столкновению.

— Как пожелаешь, Катя, — пожимает плечами. — Думаю, так будет даже лучше. Первое время.

— Любое время.

Макарский на мой резкий ответ молчит, но мне стоит учитывать, но молчание в его случае — не знак согласия. Но, по крайней мере, пока некоторая определённость есть.

— Завтра до трёх меня не будет, а вечером предлагаю пойти прогуляться в местный парк. Расскажешь мне о сыне. Я хочу всё знать, Катя: какой была беременность, как он родился, как рос и развивался до этого времени. Что любит, чем болеет, как ты смотришь на воспитание и какую концепцию мы выберем.

— Костя, ты смотришь на ребёнка, как на проект.

— Тогда научи меня делать это иначе, Катя. Я не умею. Я ведь только вчера узнал, что я родитель.

Звучит обвиняюще, но продолжать сейчас тему он, кажется, не собирается. Тоже устал, как и я.

— Я попробую, — отвечаю как можно более спокойно, но на большее меня сегодня не хватает.

Придерживая Саву, я перекладываю себе на тарелку половину омлета, а на вторую половину сначала оставляю в сковороде, но, подумав, кладу его на ещё одну тарелку и ставлю обе на стол. Савушку сажаю в стульчик, нахожу в шкафчике детское печеньице и ставлю перед малышом тарелку на присоске, разломав печенье на мелкие кусочки.

— А он не подавится? — интересуется Макарский, наблюдая за моими действиями.

— Нет, он уже умеет понемногу жевать. К тому же печенье специальное, быстро растворяется во рту.

Пока малыш сосредоточенно пытается взять ещё не совсем проворными пальчиками кусочки и отнести их в рот, я успеваю поесть и вымыть свою тарелку. Спрашиваю у Макарского, где ванная, и иду набирать воду для купания Савелия.

Конечно же, условия тут совсем другие, чем там, где мы с сыном жили. Ванная комната красивая, облицована дорогим стильным кафелем, есть и ванная, и душевая кабина, возле смесителя несколько гибких шлангов с разными насадками. А рядом на полу стоит жёлтая детская ванночка и корзинка с резиновыми утками. Но я привыкла купать Саву в большой ванне, вот и сейчас набираю воду.

Вообще, малыш очень любит купаться. Он уже твёрдо сидит, любит плескаться и хлопать ладонями по воде. Он с радостью залезает в воду, стоит мне только поднести его к ванной.

Костя почти всё наше купание стоит за моей спиной и наблюдает. Меня это немного напрягает, но не так сильно, как я ожидала. Он всё же решается подойти ближе и протягивает Саве одну из уток.

Сын притихает и внимательно смотрит, но всё же берёт игрушку, а потом резко плюхает ею по воде несколько раз с криком, подняв кучу брызг.

Видя ошарашенное мокрое лицо Макарского, я не могу удержаться от смеха, как, собственно, и он. Это так непривычно и странно и… я не могу понять, что я чувствую.

Замолкаем резко оба, и больше сегодня не разговариваем. Я заматываю ребёнка в полотенце и уношу в комнату, которую для нас выделил Макарский. Он тормозит у двери и только кивает на скупо брошенное мною “спокойной ночи”.

33

Так мы и живём следующие три недели. Костя учится быть отцом, а я пытаюсь принять, что я теперь у Савы не единственный родитель.

Малыш привыкает к новому дому и присутствию папы в своей жизни. Точнее, он привык куда быстрее меня. Уже дня через три после переезда, Савелий спокойно идёт на руки к Макарскому, успокаивается у него, если ударился или чем-то расстроен, и даже засыпает по вечерам.

Признаю, что это вызывает у меня некую ревность. Однако, с другой стороны я понимаю, что то, что у моего малыша есть отец и, кажется, даже любящий, по крайней мере, идущий в этом направлении, это хорошо. Для детей всегда хорошо, когда полная семья. Только бы Макарскому не надоело играть в отца, потому что нет ничего хуже, чем когда ребёнок родителю становится неинтересен.

А ещё мы прошли через юридическую процедуру установления отцовства, и теперь у Савелия фамилия и отчество Кости. Немного непривычно для меня, конечно.

Что касается меня и Кости, то мы продолжаем поддерживать холодный нейтралитет. Все наши разговоры и вопросы касаются только Савелия. Когда Макарский дома, я, тем не менее, чувствую напряжение, будто плечи кто стянул тугими ремнями. Стараюсь не встречаться с ним взглядом, отвожу глаза. А вот он смотрит. Совершенно при этом не таясь и не смущаясь. Открыто так, отчего я чувствую, как под его взглядом теплеют мои щёки. Ненавижу это ощущение жара, стараюсь отвернуться, чтобы не заметил, стараюсь сама не замечать, но выходит с трудом.

А вчера так и вовсе долго сердце колотилось и никак успокоиться не могло.

Костя приехал вечером позже обычного, выглядел расстроенным и уставшим. Взял на руки Савушку, что подполз к его ногам и посмотрел на меня совсем уж странно. Слишком остро как-то. А потом, после того, как искупал малыша, пока я переодевала его и кормила кашей на кухне, Макарский налил себе стакан виски и выпил почти залпом. Провёл нас до двери нашей с Савой комнаты, оставшись за порогом. А я, перед тем как закрыть дверь, подняла глаза и поймала его горящий взгляд. Настолько обжигающий, что едва не задохнулась.