Учите меня, кузнецы (сказы)

Приметили лесничии по нагорью реки Ишима отменную по красоте да выросту рощу молоденького березничка. Широким длинным языком потянулась она в степь. Рыженькие, по молодости лет, стволики деревцев дружной, тесной ватагой наперегонки рванулись к солнышку. И выходило, по расчетам лесничих, что этот березовый язычок двадцать тысяч десятин будущих пашен слизнул. Горевать, конечно, никто не стал. Сибирь по десятинам не плачет! К тому же — рядом степная казахская сторона. По прошествии лет из этого березничка десять тысяч домов срубить можно, да столько же амбаров, бань, да еще горы дров напилятся. А лесок-то какой взялся! Стройный, густой, ровненький — как будто под ершик его постригли. Что тот сосновый подрост в теневой стороне.

Одному удивлялись лесничии: как так случилось, что целые тысячи десятин одним годом осемениться могли? Примеривали, примеривали свою лесную науку к этому случаю, а остановились все-таки на стариковских приметах. Не иначе, это в тот год случилось, когда мыши набегали. Столько этой проворной живности в наших местах образовалось — шагу шагнуть нельзя стало без того, чтобы хвост которой не приступить или норку не замять. Все чистины черными бугорками, порытями своими, испятнали. Девчонки, побрезгливей да побоязливей, и за ягодами ходить перестали. Нагнешься за кисточкой, из-под нее шмыг зверушка… Сердечко-то и обомрет, пятки-то и прострелит…

Солнышко старики тоже из своих приметок не выбрасывали. За год до этого два засушливых месяца с весны стояли… Дождинки не капнуло. А жара — в пору собакам беситься. Земля, значит, и пощелялась… Хоть ладонь в трещины толкай. Плитки, угольнички, кругляшки на ней образовались. Осенью морозы поголу ударили. Еще рванин добавилось. А на другое лето — дожди да ветры… Вот березовое семечко по этим трещинам, мышиным порытям и засело. И давай она, береза, буйствовать! Вширь, вдаль, окрест — луг, увальчик, залежь — все под себя забирает.

Наша деревня Веселой Гривой зовется. Почему ее так наименовали — сейчас точно не установишь. Может, раньше это место звалось так, а по месту уж и деревню выкрестили. В другом случае сами наши старики могли в фантазию удариться. Уж больно радостный вид отсюда открывается.

Стоит Веселая Грива над ключевым синим озером. К самым берегам его, к самым деревенским огородам просторные березовые рощи подступают. Деревья по ним редкие, кудрявые… Как с благодатных островов, доносят оттуда ветерки запахи земляники, цветов, натомленного солнцем горячего березового листа. Летом эти острова зелены, осенью — золотые. Ближе всех к нашей деревне молодой березник подступил — стали и его Веселой Гривой звать.

Верст тридцать отсюда проедешь, начинается богатая степная земля — Казахстан. Течет сквозь нее река Ишим. Пароходы по Ишиму не ходят, осетров в нем не ловят, немудренькая, одним словом, река, а вот полюбилась же она вольному русскому дереву — березе! Кругом уж степи неоглядными коврами расстилаются, а по ишимскому нагорью все бегут и бегут белоствольные рощи да перелески.

Каждый год ветер-полесовщик своими горстями разметывает вдоль Ишима-реки березовое семечко. Ишим — он излучинами течет, вилюшками. Местами такую петельку завернет, что десять верст по нему проплывешь — на сто метров вперед продвинешься. Чуть не сольется руслами: в одном рыба плеснется, в другом рыбак вздрогнет. Берега такой петельки заселило белоногое березовое озорство. В кругу гектаров восемьсот пшеницы желтеет…

Вот у одной такой излучинки на берегу Ишима в усадьбе целинного совхоза и родился Ермек Сабтаганов. Мать у него работала в столовой, отец был электриком. Когда сровнялось Ермеку полтора года, увезли его родители к дедушке Галиму и бабушке Асье. У них он и стал жить.

Да… Были когда-то и на Веселой Гриве березы-девчушки… Только сейчас лучше не поминай про это. Обидятся, братец ты мой, заворчат! Какие мы тебе, скажут, девчушки?! И расскрипятся старые лешачихи, и раздосадуются.

Жил о ту пору в Веселой Гриве Кузьма Алексеевич Пятков. Был он большим охотником с берестой возиться. Посуду всякую из нее вырабатывал. И под квас, и под ягоду, и под домашний цветок… В этом случае даже узоры каленым шильцем выжжет. Коньков, петушков из нее вырезал, деготь гнал, плащи непромокаемые из нее кроил, и красил, и кудрявил ее, и даже в лапти вплетал.

При этом поговорочку имел: «Влезу на горушку, обдеру телушку: не дай мне кожи-яловины — дай берестышка».

Ну и допросился… Фамилию его постепенно забыли, имя-отчество не часто употребляли — стали звать его Берестышком. Берестышко и Берестышко!..