Учитель Гнус. Верноподданный. Новеллы

Пилеман пришла раз-другой, и артистка Фрелих, желая пустить ей пыль в глаза, стала потчевать ее изысканными завтраками и ужинами. Теперь на диванах возлежали уже две дамы вместо одной; они курили и предавались давно надоевшим воспоминаньям. Гнуса мучила совесть из-за того, что они скучают. Он чувствовал себя обязанным развлечь их, но не знал как, да и заботы его одолевали. Едва у дверей раздавался звонок, он вскакивал и бросался в прихожую. Дамы заметили, что он никогда не позволял горничной открыть дверь.

— Одно из двух, — решила артистка Фрелих, — либо он готовит мне сюрприз, либо мне изменяет. Мой старикашка — малый не промах!

В один прекрасный день пришло письмо из Гамбурга от обоих приятелей. Осенью они собираются поехать морем к берегам Испании и дальше до Туниса. Гнус и его супруга непременно должны составить им компанию.

— Что же, — сказала артистка Фрелих, — и это дело. Двинем к дикарям. Ты тоже должна поехать с нами, Пилеман, выпроси себе отпуск. Выкрасимся коричневой краской, завернемся в простыни, а я еще надену диадему, в которой я выступала, когда была артисткой.

Пилеман не трудно было уговорить. Гнуса вообще не спросили, дамы только удивлялись, что он не выказывает воодушевления. Он отмалчивался, покуда не ушла Пилеман, а затем откровенно признался: у него нет денег.

— Не может быть, — крикнула артистка Фрелих. — Как это так — профессор и без денег!

Гнус смущенно заулыбался. У него имелись сбережения — тридцать тысяч марок. Но они разошлись: меблировка квартиры, туалеты, развлечения. Текущие расходы значительно превышают его пенсию. Гнус выложил на стол перехваченные у дверей письменные напоминания о долгах от всевозможных поставщиков, рестораторов, портных. Задыхаясь от ненависти и унижения, он рассказывал об уловках, к которым вынужден прибегать, чтобы оттянуть приход судебного исполнителя — теперь уже ненадолго.

У артистки Фрелих был испуганный и виноватый вид. Право же, она ничего дурного не думала. Ну, теперь всему этому крышка, а те два дурака могут одни отправляться к дикарям. Сегодня на обед будет только суповое мясо, хотя на кухне уже жарится гусь, на ужин они обойдутся кровяной колбасой; кроме того, она опять начнет учиться греческому языку, так как это всего дешевле. Гнус умилялся и заверял, что он — ясно и самоочевидно — помнит о своей обязанности доставлять артистке Фрелих все, что ей требуется.

— Ах да, — вспомнила она, — бронзовые туфли за полсотенки.

Она немедленно послала Пилеман письменное извещение: «Мы сидим без денег». На худой конец и это было разнообразием.

Пилеман решила: Гнус должен давать уроки.

— Да, но моего мужа здесь все поголовно ненавидят, — заметила артистка Фрелих.

Пилеман, гордясь возможностью быть полезной, объявила:

— Я пришлю ему своего друга, пускай общиплет его хорошенько. Я ничего не буду замечать.

— Лоренцена, виноторговца? Ни черта не получится. Это бывший ученик Гнуса, он мне им все уши прожужжал. Он говорит, что против тебя ничего не имеет, но твоего дружка на порог не пустит… А если я даже его уговорю, то Лоренцен сам не захочет с ним связываться.

— Ну, ты меня не знаешь, — возразила Пилеман. — Я поставлю вопрос: или — или.

Гнусу было объявлено, что Лоренцену необходим греческий язык, потому что он торгует греческими винами, а следовательно, Гнус должен давать ему уроки. Гнус очень встревожился, но не возражал. Взволнованный, с коварной усмешкой на устах, он заговорил о многочисленных провинностях и попытках к мятежу ученика Лоренцена, который тоже называл его «этим именем», но сцапать Лоренцена Гнусу никогда не удавалось.

— Ну что ж, — вдруг перебил он сам себя, — время еще не ушло. — И обращаясь к жене: — Ты помнишь, душенька, людей, что подняли такой шум при нашем бракосочетании и даже увязались за экипажем…

— Да ладно, — прервала его артистка Фрелих. Ей не хотелось, чтоб он при Пилеман об этом распространялся.

Гнус не дал себя остановить:

— …банду, которая — опять-таки в свою очередь — бежала за нашим экипажем, дебоширила и предавалась посторонним занятиям у самого подъезда ратуши; помнишь булыжник, который испачкал твое атласное платье, когда ты садилась в карету? Так вот, мне удалось твердо установить, что среди этих головорезов, бесстыдно выкрикивавших мое имя, был и ученик Лоренцен.

— Ну, я ему задам! — вмешалась Пилеман.

— К сожалению, мне не удалось его сцапать, — продолжал Гнус. — У меня не было доказательств. А теперь пусть изучает греческий. Мне многих не удалось сцапать. Пусть бы все занимались греческим.