Учитель истории

Едва машина исчезла из виду, стоявший посередине школьного двора учитель истории протяжно, со свистом выдохнул, и ему показалось, что с этим выдохом последние силы покинули его, появилась непонятная ломота во всем теле.

— Я был бы счастлив, если бы и ты с ними уехала, затуманенным взором он тяжело глядел на жену.

— Теперь только с тобой, твердо прошептала Эстери, вплотную подошла, заглядывая в лицо супруга, дотронулась до лба и шеи. — Ты весь в жару! — встревожилась она, повела к зданию школы.

* * *

Доктора в Гухой не было. Были знахарь — из местных, и медсестра — из беженцев. Оба поставили одинаковый диагноз — простуда, правда, медсестра уточнила — с признаками пневмонии. Знахарь рекомендовал барсучий или медвежий жир, с медом и молоком; медсестра — антибиотики. Кроме меда и молока в селе ничего не нашлось, и Эстери на следующее утро пешком двинулась в сторону Аргунского ущелья, благо были попутчики — беженцы уходили дальше, к границе Грузии.

Однако Эстери далеко уйти не удалось: прямо за селом вдруг возник пост, якобы от миротворческих наблюдателей; всех пропустили, а Эстери подвергли обыску, допросу и, выяснив, что ее муж болен, а идет она за медикаментами, настоятельно рекомендовали вернуться, ибо больному нужен уход, и пообещали после обеда прислать врачей из того же Красного Креста или организации «Врачи без границ».

У Малхаза температура под сорок, и хоть он в бессилии и бросает его то в жар, то в озноб, а соображать кое-как он может, понимает — вокруг него эти «миротворцы» кружатся, что-то от него ждут, ждут его действий и этому всячески способствуют, а иначе — тубус Безингера давно бы отобрали.

Они нагрянули к ночи, когда совсем стемнело и все село легло спать. Пришли пешком, а не на машинах, и только собаки, учуяв в селе чужих, подняли неистовый лай.

По приказу мужа Эстери не хотела им открывать, просила прийти назавтра, днем; говорила, что Малхазу уже лучше. Но пришедшие и не думали уходить, на чеченском и русском языках они негромко, но требовательно просили открыть дверь:

— Мы прибыли издалека и обязаны, как врачи, осмотреть больного, а завтра у нас другие заботы, ведь ваш больной не один… Не бойтесь, откройте дверь, все настойчивее стучали они. — Мы не уйдем, не обследовав больного, это наш долг, наша миссия. Перед нами не должно быть преград на пути к больному.

Эстери все равно дверь не открывала. Они с Малхазом жили в кабинете истории; теперь, погасив керосинку, притаились. И в это время, страшно их напугав, раздался грубый металлический стук в окно.

— Мистер Шамсадов, голос на английском, мы пришли Вас лечить, Вы нужны нам здоровым, и у нас к Вам личное послание от Вашего друга. Откройте сами дверь.

— От какого друга? — скинув одеяло, бросился к окну учитель истории, он тоже заговорил по-английски.

— Не будем называть имен… я думаю, Вы догадываетесь… Поверьте, мы искренне хотим Вас вылечить. Вы нужны нам здоровым.

Трое — уже знакомый здоровенный рыжеволосый иностранец, видимо командир, еще один, в маске, наверняка чеченец, и профессиональный врач, но в таких же сапогах — зашли в кабинет истории, и в это время по зданию школы послышался топот, шум. Эстери хотела посмотреть, что творится, чеченец в маске преградил ей путь.

На лежащего Малхаза направили мощный рассеянный свет фонаря. Доктор натренированными в полевых условиях движениями быстро и умеючи разложил свою аппаратуру и инструменты, надел резиновые перчатки и стал всесторонне обследовать пациента.

— Я думаю, мы не опоздали, на английском докладывал он командиру. — Воспаление есть, но только в зачатке, и мы сможем его погасить… Усиленная терапия, недельный покой, и он станет дееспособным.

Они пробыли в школе более полутора часов, доктор уже сделал уколы и ввел капельницу. И все равно они не уходили, чего-то ждали. Наконец в нагрудном кармане командира запищала рация: «Все о’кей». Здоровяк по-воински дал отмашку, и когда все вышли, он подошел к больному:

— Вот письмо, шептал он. — Прочитай сейчас же, и я его должен немедленно уничтожить.

Текст был набран на компьютере:

«Мой юный, мой дорогой друг! Мой коллега и равноправный партнер!

Коротко и как договорились — начистоту, по-джентльменски.

Не скрою, я заточил тебя в родовой особняк, чтобы скрыть от всех и за это время обдумать, как тебя тайно доставить на родину. Ты это сделал сам, и сделал изумительно. Я до сих пор поражен, и если честно, восхищаюсь тобой! Браво! Ты, действительно, Ее потомок (о ком веду речь, знаешь, имен называть не будем).

Сразу скажу: древний оригинал и схема — бесценны; знаю, пока они нужны тебе там. Но ты их должен мне вернуть в целости и сохранности.

Теперь о деле. Может быть, о наиважнейшем деле в истории человеческой цивилизации. Мы у порога великой тайны. Осталось сделать всего один шаг, поторопись, напряги свою сообразительность. Ведь ты во всем мастер, талант!