Учитель истории

— Хм, — ухмыльнулся учитель истории, а в послании говорится, что Вы подчиняетесь мне.

— Только во время операции.

— Какой операции?

— Не прикидывайтесь наивным, по-воински чеканил слова Штайнбах. — Через пару дней наш доктор поставит Вас на ноги, и мы должны приступить к поискам Цели.

— Хе-хе, — вновь, теперь уже через силу, ухмыльнулся Малхаз; тяжелая, неотступная дремота, словно давящие тиски, сковывала его мысль и сознание, вновь перед глазами вместе с наступающим глубоким сном от снотворного стал появляться величественный образ Аны, и он уже в сонном бреду бормотал. — Эту цель по приказу не отыщешь. И в веках, по приказу, все эти горы не раз кладоискатели облазили — Цель не нашли… Заветной Цели нужна благородная душа, бескорыстность суждений и стремлений, и любовь — ко всем людям, ко всей нашей Земле, к терпеливому Богу!

* * *

Сладкий запах свежеиспеченного кукурузного чурека, задорный треск разгорающегося огня, яркий утренний солнечный свет, тепло, свежесть и еще неокрепшая радость семейного уюта — все разом ощутил учитель истории, только пробудившись. Его сознание было таким ясным, а тело бодрым, что казалось, заново родился, впервые ощутил этот счастливый мир.

— Э-э-эх! — беззаботно потянулся Шамсадов на широких деревянных нарах. — Эй, жена! — блаженно закричал он.

— Наконец-то проснулся, как бы смущенно улыбаясь, перед ним, очищая влажной тряпкой сажу с рук, встала высокая, вмиг зарумянившаяся Эстери. — Доктор точно сказал: сегодня утром должен встать.

— А что, я так долго спал?

— Две ночи и день… Вчера он опять тебе капельницу ставил, уколы делал… А спал ты, как убитый… Ведь нас прошлой ночью бомбили. Два дома на краю села с землей сровняли. Слава Богу, никто в них не жил, только на днях беженцы оттуда ушли.

— Вот дела! — сел в постели Малхаз, настроение его чуточку померкло. — Есть хочу… ох, запах какой!

— Как проснешься, этот рыжий верзила… как его… Штайнбах, что ли, просил по рации связаться, — она подала ему маленький передатчик, — вот на эту кнопку надо нажать. А красная — сигнал SOS.

— О-ой! — схватился за голову учитель истории, приходя в реальность бытия, настроение его вконец испортилось, а жена, второпях накрывая стол, продолжала в том же духе:

— По селу недобрый слух ходит: мол, ты связался с шпионами, служишь Москве и неверным… А вчера, в сумерках, ходила за водой, к счастью не одна, Пата была со мной; возвращаемся, а вокруг школы две чумазые тени с автоматами рыскают, в окна всматриваются. Я-то испугалась, а Пата крик подняла — те в проулки. Одного соседи узнали, односельчанин, Сапсиев, под бойца, защитника родины «косит», а я лично знаю его — базарный шулер, карманник и вор. Я его не раз в Грозном на базаре видела; глаза вечно «во», и она скрестила пальцы, говорят, постоянно обкурен… А ночью за селом страшная перестрелка была, я еще не выходила, что творилось, не знаю.

— Значит, братья Сапсаиевы опять защищать столицу не будут? — словно про себя вымолвил задумчиво Малхаз.

— А когда они ее защищали?! Им бы обворовать где, да погулять… Ты знаешь, сколько они наших девушек погубили. Гаремы развели, несколько месяцев с девчонкой поиграют и «не устраивает она их» — беззаботно разводятся…

Эстери и дальше говорила бы об общем, наболевшем, да муж ее уже не слушал, его взгляд был отстраненным, далеким, он, видно, думал об ином. Вдруг резко вскочил, второпях оделся, взял свой маленький, уже подсевший фонарик, ринулся на второй этаж, оттуда, по приваренной к стене металлической лестнице, взобрался на чердак. Его долго не было.

— Еда остывает, кричала вверх Эстери; поняв, что на чердаке что-то важное, она утихла. Вновь волнение охватило ее, и тут запиликала рация.

Бледный, потный, весь в пыли и в паутине — учитель истории стремительно примчался в обжитой кабинет истории, но сразу кнопку не нажал, выждал, пока дыхание успокоится.

— Мистер Шамсадов, Вы проснулись? Как Вы себя чувствуете? — вроде сочувствует Штайнбах, а голос сух, по-военному бесстрастен.

— Ваш звонок меня разбудил, — очень вяло, тоже по-английски, отвечает Шамсадов. — Чувствую себя неважно, слабость, все тело ломит.

— Сегодня прекрасная погода, как раз время начать поиски.

— Я не знаю, в каком направлении эти поиски вести, уже без наигранности, резковато отвечает учитель истории.

— А голос у Вас прорезался, хорошо, ирония в рации, пауза, и следом в чуть угрожающем тоне. — Может, у Вас нет заинтересованности, или Вы просто не хотите?

Шамсадов не ответил.

— Тогда, шипящим становится голос, Вам придется расстаться с награбленным, и… еще кое с чем…

— Вы мне угрожаете?

— Я просто выполняю приказ!

— А я думал, что вы подчиняетесь мне, по тону учитель истории идет на попятный, он понимает, насколько слаб, уязвим, одинок, даже в этих казалось бы родных краях. Его глаза лихорадочно бегают, зрачки расширились, так что Эстери, не понимая смысла, видит, что дела у мужа худы.

— Хм, «подчиняюсь», уже с издевкой грубый тон офицера. — Это простая деликатность для воспитанных и понятливых людей. Я полковник действующей армии, а Вы простой лейтенант, да еще в запасе.