Учитель. Назад в СССР

— Как думаешь, Зинка правду сказала или так, для острастки? — напряденным голосом пробурчал Митрич.

Дядь Вася повернулся к нам лицом, и теперь внимательно поглядывал то на меня, то на Степаниду.

— А у пусть бы забрали, — подбоченившись, заявила Степанида Михайловна. — Ты о мальчишке подумал, ирод ты окаянный?

— О каком? — опешил Митрич.

— О ка-а-ако-о-ом! — протянула баба Стеша. — Будто у тебя их тыщщи! Внук у тебя один-единый. Ты о нём подумал?

— Чего о нём думать-то? — не понял дядь Вася. — Вона, здоровый лоб вымахал.

— А как помрёте оба, чего с ним будет? А? — соседка нахмурила брови, поджала губы суровой куриной жопкой и уставилась на болезного не хуже, чем полицейский. В смысле, милиционер.

— Вот ещё… придумала… — фыркнул притихший дядь Вася. — Не собираюсь я помирать… Я ещё тебя переживу!

— Переживёт он, глядите-ка! Жила тут одна уже переживальщица. И где она?

— Где? — попался в ловушку Митрич.

— Знамо где, на кладбище! А в ейном доме теперь вона, учитель живёт! — торжествующе припечатала Степанида Михайловна.

Василий Дмитриевич крякнул, отвёл глаза и замолчал.

— Водичка у тебя есть, Егор? — без перехода поинтересовалась соседка.

— Имеется, сейчас принесу, — я отлип от подоконника, возле которого наблюдал за увлекательной пьесой из сельской жизни, но баба Стеша махнула рукой и скрылась за занавеской. Так загремела крышкой на ведре, потом забулькала водой и затихла.

Митрич тут же развернулся ко мне и торопливо зашептал:

— Егор Ляксандрыч… Ты бы посодействовал, а? — с тревогой вглядываясь в моё лицо, попросил дядь Вася. — Здоров я! То солнце маковку напекло, жар от печки сглотнул и споткнулся… — убедительным тоном принялся выдумывать Митрич.

— Василий Дмитриевич, доктору виднее, — также шёпотом ответил я.

— Да какой доктор? Это ж Зинка-перестраховщица! — махнул рукой неугомонный товарищ. — Ляксандрыч, ну скажи ты ей! — Митрич выжидательно на меня уставился.

— А чего сказать-то? — полюбопытствовал я.

— Кхм… — разочарованно закряхтел дядь Вася, хотел что-то сказать, но тут в комнату вернулась Степанида Михайловна.

Соседка прищурилась, оглядела нас с подозрением, подошла к кровати Митрича, уселась на табуретку, поправила какую-то складку на покрывале и уставилась на своего пылкого поклонника.

— Ну чего ты, чего? — такого морального прессинга дядь Вася не выдержал.

— Что, паразит, хотел учителя уговорить, да не вышло? — хмыкнула баба Стеша.

— Да откуда ты… С чего ты взяла? — возмутился Митрич.

— А чего тут брать, всё наперёд сказано, — невозмутимо пояснила соседка. — В больничку ты не хочешь, вот и виляешь хвостом, как пёс брехливый. Что, скажешь не права?

— Ну не хочу… А ты хочешь, можно подумать! — завёлся Василий.

— И я не хочу, — согласилась Степанида. — А скажут, так и поеду! У меня внук! И дочка! И хозяйство!

— А у меня что, хозяйства нету, по-твоему? — взвился дядь Вася.

— А ты лежи себе тихонечко, — спокойным голосом с ласковой улыбкой на губах потребовала баба Стеша. — Тебе волноваться не велено.

— А ты не волнуй больного!

— А я и не волную, — разглаживая очередную складку на кровати, заявила Степанида.

— А чего сидишь тута, зудишь, как тот комар? — процедил Митрич. — Дела дома переделала? Так я Николаю скажу, он враз прибавит делов-то.

— А и скажи, паразит ты окаянный, — нежно пропела Степанида.

Я только и успевал, что вертеть головой, восхищаясь этой замечательной перебранкой. Видно было не со зла скубутся, но и остановиться не могут. Потому как оба получают от склоки удовольствие.

Глаза у Степаниды разгорелись, щёки порозовели, соседка как-то вдруг помолодела, что ли. Да и Митрич, надо признать несмотря на бледный вид, смотрелся гоголем. Это ж сколько лет прошло, женаты оба давным-давно, войну прошли, а поди ж ты, до сих пор между ними искрит, почти как в молодости.

— Ты бы, Стеша, шла домой, — сурово заявил Василий Дмитриевич. — Мы тут сами с усами, без тебя разберёмся. Чего тут сидеть?

— Знаю я твои разбирательства, — отмахнулась Степанида. — Учителю на уши присядешь, соловьём запоешь, Егор Александрович, добре сердце, тебя и отпустит. Да ещё и проводит до дома! Зиночка Михална сказала — лежать, вот и лежи!

— Сказал она… Да что она понимает, твоя Зиночка Михална! — передразнил Митрич. — Много она понимает в докторских делах! Фельдшерица!

— Ну, спасибо, Василий Дмитриевич, — обиженно поджав губы, процедила Зинаида, протискиваясь в комнату вместе с уставшей пожилой докторшей в белом халате.

Я настолько увлёкся наблюдением за удивительными соседями, что не услышал шум подъезжающей машины. Степанида Михайловна, услышав голос местной докторши, тут же подскочила с места и отошла к окну.

— Зиночка! Дак я ж не со зла! Это я так, ворчу по-стариковски! — заюлил дядь Вася, растерянно переводя взгляд с фельдшерицы на доктора со скорой. — А Машка моя где? — требовательно спросил у врача.

— Машка — это у нас кто? — поинтересовалась доктор, присаживаясь на табуретку и устанавливая медицинский чемоданчик на вторую.

— Так жена моя, Мария, — пояснил Митрич, напряжённо всматриваясь в лицо незнакомой женщины.