Учительница

Однако и тех, кто не попал в эту преисподнюю – но при этом знал и одновременно не знал о ее существовании, – охватывало отчаяние, несмотря на то что они были одеты в гражданскую одежду, без желтой звезды, имели при себе бумагу и карандаш, книгу или тфилин; несмотря на то что их обязывали не к принудительному труду, а лишь к рутинной посменной работе: разносить кувшины с водой и кастрюли с едой, убираться, проводить переклички, которые занимали полдня: несмотря на то что некоторым из них посчастливилось остаться со своими семьями. Ничто не могло подготовить их к тому, что суждено было пережить. Они были отрезаны от мира и обитали в промозглых бараках с дырявыми крышами; их жилое пространство ограничивалось расстоянием между койками; они тщетно пытались организовать движение в узких проходах, убирали комья земли и камни, чтобы пол не покрывался грязью всякий раз, когда кто-то случайно или намеренно на них наступит. Смотрели друг на друга с подозрением, исподлобья, не признавая чрезмерную близость, из-за которой все были друг у друга на виду, вынужденные постоянно видеть и слышать друг друга, – при этом вели себя так, будто это нормально и само собой разумеется, но стремились изо всех сил позабыть то, что видели, отгородившись завесой безразличия: если им доведется встретиться в будущем, они начнут с чистого листа, как будто ничего не было.