Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

А в субботу вечером, когда мальчуган со спасенным Белым вернулись на озеро Вомбшён, он, само собой, ждал одобрения – все же неплохо потрудился за день! Но куда там! Гуси, которые обычно не скупились на комплименты, молчали. Друг друга нахваливали почем зря, а тут словно воды в рот набрали. Он так и не дождался слов, которые ему так хотелось услышать.

И опять настало воскресенье. Прошла целая неделя, как его заколдовали, а он нисколько не подрос.

Но теперь его это не волновало. Он устроился на ветке ивы у самого берега и дул в тростниковую дудочку. На других ветвях сидело столько птиц, что он удивлялся, как же все они поместились на сравнительно небольшом кустике. Синицы, зяблики, скворцы – кого там только не было. Сидели, распевали свои песни и пробовали научить его подражать им. Многого он не достиг – играл так фальшиво, что у несчастных учителей перья вставали дыбом. При каждой неверной ноте они вздрагивали, восклицали: «О, нет!» – и чуть не хлопались в обморок.

Мальчик так развеселился, что уронил дудочку. Спрыгнул с куста, поднял свой нехитрый инструмент и попробовал еще раз, но дело не шло.

– Ты сегодня играешь даже хуже, чем обычно, – пеняли ему птички. – Ни одной верной ноты. Где ты витаешь, Тумметот?

– Я о другом думаю…

А думал он только об одном: позволят ему остаться в стае диких гусей или пошлют домой?..

И вдруг замер – к нему длинной шеренгой приближалась вся стая во главе с Аккой с Кебнекайсе. Гуси шли медленнее, чем обычно, очень торжественно, и смотрели на мальчика ласково и одобрительно. Мальчуган понял: решается его судьба, и решается в лучшую сторону. У него даже защекотало в животе от радости.

– Я понимаю, Тумметот, – тихо сказала Акка, – я понимаю, ты удивлен и обижен. Я даже не сказала тебе спасибо, а ведь ты спас меня из лап Смирре. Но я не мастерица на слова и считаю, что добро делают не словами, а делами. И думаю, что сумела тебя отблагодарить. Я послала гонца к этому гному, который тебя заколдовал. Он не ответил. Я послала еще одного, потом еще. Я просила сказать ему, что ты проявил себя как настоящий герой. И в конце концов гном велел передать, что, как только ты вернешься домой, он тебя расколдует. Ты опять станешь нормальным человеком, а не Тумметотом.

Но подумать только! Мальчик нисколько не обрадовался. Он был так счастлив, когда Акка начала свою речь, а сейчас… а сейчас у него задрожали губы, и он, не сказав ни слова, отвернулся и заплакал.

– Это еще что такое? – удивилась Акка. – Тебе этого недостаточно? Ты ждал чего-то большего?

Нет, большего он не ждал. Он ждал меньшего. Он ждал простых слов: мы берем тебя в Лапландию. Всего-то. Мечтал разделить с гусями их беззаботную жизнь, смеяться их шуткам, лететь с ними высоко над землей… Ничего этого не будет. Ни-че-го.

Плач перешел в рыдание.

– Я… я… – пролепетал он и всхлипнул, – я хочу лететь с вами… в Лапландию…

– Ну что ж, Тумметот, – удивилась Акка с Кебнекайсе, – вот ты как решил… Но должна тебя предупредить: я давно знаю этого вашего гнома. Капризный и раздражительный старикашка. Он и в молодости был вредным, а сейчас и подавно. И если ты не примешь его предложение сейчас, я не уверена… не уверена, что оно останется в силе, когда мы полетим назад. И сумею ли я улестить его еще раз.

Странное дело… А может, и не странное, может, так иногда и бывает.

Этот мальчик, Нильс Хольгерссон, прожил на свете уже четырнадцать лет и никогда никого не любил. Не особенно любил мать с отцом, не любил учителя, не любил одноклассников, соседских мальчишек… Впрочем, не совсем так. Не то чтобы не любил – ему было все равно. Все, что ему ни предлагали, он считал скукой и занудством. Неважно, шла ли речь о работе, о школе или о детских играх.

И тосковать ему было не о ком и не о чем.

Единственные два человека, с кем ему было весело и легко, – это Оса, которая, так же как и он, пасла гусей, и малыш Мате. Но и без этих двоих он мог бы обойтись.

– Не хочу быть человеком! – прорыдал мальчуган. – Не хочу! Я хочу лететь с вами в Лап… лап… ландию! Я так старался, чтобы вы меня взяли! Целую неделю!

– А кто тебе запрещает? Оставайся с нами, сколько захочешь, – всплеснула крыльями Акка. – Но смотри, как бы потом не пожалеть.

– Мне не о чем жалеть! Мне никогда не было так хорошо, как с вами!

– Значит, так тому и быть.

– Спасибо… – У мальчика по-прежнему текли слезы и никак не хотели остановиться.

Но теперь он плакал от счастья.

IV. Глимминге

Черные крысы и серые крысы

В юго-восточном Сконе, почти на берегу моря, стоит старинная крепость под названием Глиммингехюс, что означает «дом Глимминге». Что ж, можно и так сказать – дом. Одно-единственное здание, зато какое! Огромная, высокая крепость, которую видно за много километров на плоской сконской равнине.

Всего четыре этажа, но такие, что обычная крестьянская хижина неподалеку выглядит кукольным домиком.