Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

На дереве сидел не кто иной, как черный дрозд собственной персоной. Опустил крылья, горло надулось, и он повторял раз за разом:

– Как ты прекрасна! Как ты прекрасна! Как ты прекрасна!

Потом делал паузу, вертел головой, словно пытался найти кого-то еще прекрасней, и, хотя никого поблизости не было, решительно добавлял:

– Никто так не прекрасен! Никто так не прекрасен!

И все повторялось сначала.

Мальчик сложил руки рупором и крикнул:

– Это мы уже слышали! Это мы уже слышали!

– Это еще кто? – забеспокоился дрозд. – Это еще кто? Кто там насмехается над моей прекрасной песней?

– Это я, вороний пленник, насмехаюсь над твоей песней!

Вожак повернул голову:

– Помни про глаза, Тумметот!

«Помню, помню, – подумал мальчик. – Я тебя не боюсь».

Они летели в глубь страны. Повсюду виднелись леса и озера, но теперь, когда мальчик знал, что это леса и озера, на ковер было уже не так похоже.

На голой березовой ветке лесной голубь раздувал грудь, топорщил перья, выгибал шею и при этом ворковал, приседая на каждом слове:

– Ты, ты, ты, прекраснейшая во всем лесу, прекраснейшая в мире! Пр-р-р-р, пр-р-р-р… пр-р-рекраснейшая! Никого и нигде нет прекраснее тебя!

– Не верь ему! Не верь! – не смог удержаться мальчуган.

– Кто там обвиняет меня во лжи? Кто там возводит на меня напр-р-р-пр-праслину? – Голубь раздулся так, что вот-вот лопнет. – Пр-р-р-р!

– Это я, вороний пленник, обвиняю тебя во лжи!

Вожак в ярости обернулся, но Фумле-Друмле примирительно каркнул:

– Пусть! Пусть кричит! Нам на пользу. Пусть все знают, какой мы веселый и общительный народ.

Вожак с удивлением поглядел на Фумле-Друмле. Он, очевидно, не ожидал от него такой игры ума.

– Ладно, пусть развлекается.

Под ними разворачивались нескончаемые леса с серебряными подносами озер. Попадались и хутора, и приходы побольше, с церквами, а на опушках леса тут и там пристроились маленькие избушки. В одном месте мальчик увидел настоящую усадьбу – большой дом на опушке леса. Перед домом покачивалось лесное озеро. Красные стены, фигурная крыша с двумя мезонинами, огромные старые клены вдоль аллеи, кусты крыжовника. На коньке крыши был укреплен флюгер, а на флюгере сидел скворец и пел так громко, что скворчиха, сидящая на яйцах в дупле груши, слышала каждую ноту.

– У нас четыре! У нас четыре ослепительных яйца! Четыре маленьких, ослепительных, обворожительных яйца! Наше уютное гнездышко полным-полно маленькими, ослепительными, обворожительными яйцами!

И как раз в тот момент, когда скворец в тысячный раз описывал, какие у них с супругой несравненные яйца, мальчик, сидя верхом на Фумле-Друмле, крикнул:

– Сорока унесет! Сорока унесет ваши яйца!

– Кто там хочет меня напугать? – Скворец беспокойно затрепетал крылышками.

– Это я, вороний пленник, хочу тебя напугать!

На этот раз стая и не подумала возражать. Наоборот, вороны хохотали от души над перепуганным скворцом, некоторые даже начали аплодировать крыльями.

Мальчика удивило вот что: они удалялись от моря, а озера становились все больше, все просторнее, на них находилось место для десятков островков, мысов и заводей. На одном из островов стоял красавец селезень и изо всех сил старался произвести впечатление на плавающую у самого берега уточку.

– Клянусь, я буду верен тебе всю жизнь! – с выражением крякал он, как артист в театре. – Я буду верен тебе всю оставшуюся жизнь!

– Его верности до конца лета не хватит! – крикнул мальчуган.

– Ты еще кто такой? Я никому не позволю сомневаться в моей верности!

– Я – вороний пленник! Вороний пленник сомневается в твоей верности!

Ближе к полудню вороны опустились на луг и тут же начали искать съестное. Никто даже и не подумал предложить что-то мальчику.

К вожаку подбежал Фумле-Друмле с веточкой шиповника в клюве:

– Посмотри-ка, Винд-Иле, какие красивые ягоды! Королевская еда, тебе в самый раз!

– Уж не думаешь ли ты, что я стану есть прошлогодний шиповник? – презрительно каркнул вожак.

– А я-то думал, обрадуешься… – Фумле-Друмле разочарованно отбросил веточку, и мальчик не упустил момента: в мгновение ока уплел все до одной красные кисло-сладкие ягоды и наелся до отвала.

После еды вороны затеяли разговор.

– Что ты такой молчаливый, Винд-Иле? Думаешь о чем-то?

– Нет… вспомнил кое-что. Жила здесь когда-то курица. Она очень любила свою хозяйку, прямо с ума по ней сходила, и решила ее порадовать. Снесла несколько яиц и спрятала под полом в хлеву. Вот, думает, порадуется хозяюшка цыпляткам. А хозяйка уже заволновалась – где ее любимая несушка? Туда, сюда – нигде ее нет. И как ты думаешь, Длинный Клюв, куда подевалась ее яйца?

– Могу догадаться, Винд-Иле, могу догадаться… Пока ты говорил, я вспомнил похожую историю. Помнишь ту здоровенную черную кошку в пасторской усадьбе? Она затаила злобу на хозяев, потому что они каждый раз топили ее котят. И единственный раз удалось ей спрятать выводок – ушла из дому и окотилась в стогу сена на выгоне. Так она радовалась котятам, так радовалась… я даже не знаю, кто больше радовался – она или я.

Вороны заговорили все сразу, перебивая друг друга.