Удивительное свойство моряков жить под водой

– Знакомый один рассказывал, – начал Макс, выруливая на оживленный проспект, – во времена СССР едет по Берлину наша «буханка», дребезжит и виляет, и вдруг заглохла прямо возле пивнушки ихней. А там жирные бюргеры пьют пиво и жрут колбаски, увидели они это, ну и давай потешаться над нашей «буханкой». Тут вылезает из кабины пьяный прапор, с матюгами открыл бензобак и обильно туда помочился. После этого кое-как вполз обратно и начал заводить. Немцы аж все повставали с открытыми ртами. Со второй попытки «буханка» завелась и уехала под охеревшими взглядами гансов.

– Это как? – удивился Игорёк. – Как он поехал?

– Да как-как, – усмехнулся Макс, выдерживая паузу, – бензобак переключил и поехал.

Игорёк смеялся так, что собаки, копошившиеся у мусорных баков, мимо которых проезжал наш УАЗ, долго лаяли вслед.

31

Многие великие и достойные дела были забыты по причине бега времени и гибели людей. Что уж говорить о нас, не свершивших ничего великого. Самое великое, на что я сподобился к тридцати трем годам – купить УАЗ и собрать команду. Впрочем для меня и того было немало.

Сначала мы хотели встретиться в знакомом баре, но кондиционеры там так и не починили, и мы сошлись на набережной речного вокзала. Игорёк и я пришли первыми, потом явился Беря. Макс подкатил на УАЗе последним.

– Мы теперь на колесах, – удивился Беря, впервые увидевший наше приобретение. – Чудо свершилось! У нас есть корабль! А это, я так понимаю, вся наша команда?

– В горах Алтая ждет Лёнька Голодный.

– Понятно. Значит, курс на горы. А потом? Алтай большой. Или куда нелегкая занесет?

– Посмотрим, Беря. Давай пока прикинем, каково жить на колесах. А уж потом хоть в кругосветку.

– А можно прямо отсюда и рвануть, не сломаемся, – убеждал Беря.

– После того, как я по частям перебрал эту машину, она не сломается до самого Владивостока, – уверенно заявил Макс.

– Да я имел в виду, что мы не сломаемся.

Игорёк поднял с земли щепку, повертел руках, переломил и бросил в воду. Поглядев, как сломанную щепку закручивает волной, он задумчиво произнес:

– Помните, у Тарковского сталкер говорит, что слабость велика, а сила ничтожна. Гибкость и слабость, это свежесть бытия, а черствость и сила – спутники смерти. Отвердевшее никогда не победит. Я сейчас подумал… Человек не может быть не гибким, пока живёт дорогой, морем, своей мечтой. И море может быть во всем, и в музыке, и в словах, и в наших мечтах. Разве не так? Согласны?

– Согласны, – сказал Беря, поглаживая теплые зеленые борта.

А я вспомнил о старике, как он неторопливо поплыл после того, как я закрыл ему веки и стащил в реку. Я попытался стряхнуть наваждение, но оно стояло перед глазами, пока на набережную ни въехал повидавший жизнь «Опель».

Из окна выглядывал Веселый. За рулем сидела его жена, а Веселый развалился рядом с банкой пива и скалился, словно в кругосветное путешествие отправлялись они.

– Ну что, чуваки! – полез Веселый обниматься, выбравшись из машины. – Вижу, вы время зря не теряли!

– Время теперь не властно над нами, мы теперь навечно моряки. Можешь прикоснуться к нам, и твое тело не узнает тлена.

– Что ты несешь, чувак? Продолжаешь заваривать эвкалипт, ха-ха!

– Эвкалипт не нужен, хватает твоего веселья. А все-таки почему ты не с нами?

– С вами, капитан, с вами. Но я женат, и этим всё сказано.

– Я не в претензии, у тебя прекрасная жена, она похожа на русалку. Рано или поздно она утянет тебя на дно житейского моря.

Мы щурились от солнца, наблюдая за прогулочными катерами. Люди возвращались с дач, с прогулок, они не могли покинуть город надолго. Они вдохнули в него жизнь и оказались в его плену.

В городе довольно сносно, даже если всю жизнь искать нечто вроде питьевого золота или философского камня. А если смотреть на жизнь с цинизмом и снисходительностью, здесь всегда найдется твое место и время. Но город очень быстро лишает человека гибкости, и только тот, кто не несет на себе печать его твердых законов, может обрести спасительную слабость.

32

В движении зачастую столько превосходства над покоем, что хочется быть стрелой или парусом. Превосходство не в суете и не в бултыхании, а именно в движении, когда ты не часть броуновского безумия, а намагничен целью.

Наш УАЗ неспешно катил через город. Последние приготовления были приятны, и торопиться не имело смысла. Выезд назначили на следующее утро. Завершение экипировки было лучшим способом попрощаться с городом, не смотря на то, что вечера по-прежнему стояли жаркие, иссушающие до удушья.

Притормозили на светофоре. Наблюдая за людьми, идущими по привычным делам, я невольно ощущал преимущество. Когда благодушие достигло вершины, и я был готов запеть – увидел жену.

– Даша, – воскликнул я.

Она стояла лицом к лицу с нарядным мужиком, похожим на жиголо. Улыбаясь, он что-то оживленно говорил. Потом нежно взял Дашу за руку и увлёк в кофейню. Она покорно пошла, чуть склонив голову и улыбаясь, что означало – она счастлива. Петь мне расхотелось, чувство значимости сменилось растерянностью.