Удивительные истории о словах самых разных

Если в книге встретятся такие понятия, как «слово индоевропейского происхождения (характера)» или «протоиндоевропейский корень», значит, речь идет об очень древних словах (корнях). Ведь наш язык входит в обширную индоевропейскую семью языков, а история этой индоевропейской семьи насчитывает много тысячелетий.

Если слово обозначено как «общеславянское» – значит, оно присуще славянским языкам. При этом, конечно, слово не теряет своей «индоевропейскости»: ведь все славянские языки тоже принадлежат к индоевропейской семье, а русский язык относится к восточной группе славянских языков.

Если же о слове говорится, что оно «исконно русское», – значит, это слово возникло в русском языке и бытует тоже исключительно в русском языке. При этом такое слово – необязательно славянского происхождения, оно могло появиться на базе основ, корней или целых слов, заимствованных из других языков. Взять, например, слово «ерунда» (см.: ерунда). Кажется, совсем уж наше слово, и действительно – в других языках оно не встречается. А происхождение его… немецкое!

Пятое

. Вот я употребил выражение: «слова, заимствованные из других языков». Возможно, читатель поразится, когда увидит, сколь много таких «заимствованных» слов будет на этих страницах. А где же наши, непосредственно русские слова? – спросит этот удивлённый (а то и возмущённый) читатель. Да они все – РУССКИЕ! Это вообще свойство любого языка: он впитывает в себя слова из других языков (ассимилирует, как сказали бы ученые), перемалывает их или оставляет практически нетронутыми, делится с другими языками своими словами – иначе говоря, развивается, взаимодействует, живёт. Да, язык – живой организм, и заимствование иных слов для него – не что иное, как форма жизни.

Замечательно высказался американский журналист, писатель, сатирик и языковед Генри Луис Менкен (1880– 1956) в своей статье «Джозеф Конрад» (1922):

«…Живой язык схож с человеком, беспрерывно страдающим от мелких внутренних кровотечений, и что ему более всего необходимо, так это постоянные переливания новой крови из других языков. В тот же день, когда клапаны перекрываются, язык начинает умирать».

Если слова Генри Менкена покажутся кому-то неубедительными, то вот суждение куда более авторитетного человека – великого Джонатана Свифта:

«…Я придерживаюсь того Мнения, что лучше, коли Язык не будет совсем уж совершенным, и что он должен вечно меняться» («Предложение об исправлении, улучшении и установлении английского языка», 1712).

Читатель может сказать, что тут речь идет об английском языке, а вовсе не о русском и эти цитаты вообще ни к селу ни к городу. Да нет же, оба писателя говорили о языке в принципе, и их суждения можно отнести к любому существующему языку. Но если требуются мнения отечественных классиков – пожалуйста.

«Обращаться со словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку». Это высказал не кто-нибудь, а Николай Васильевич Гоголь («Выбранные места из переписки с друзьями»).

А вот гневная диатриба «неистового Виссариона» – знаменитого русского критика Виссариона Григорьевича Белинского:

«Слово отражает мысль: непонятна мысль – непонятно и слово, а мыслей у нас боятся больше всего, потому что они требуют слишком тяжелой и непривычной для многих работы – размышления» («Русская литература в 1840 году»).

Всё, довольно цитат. Они и дальше будут встречаться где попало (но обязательно к месту), а сейчас – достаточно.

Главное – сказано. Как раз для того, чтобы у нас было меньше непонятных слов и больше понятных мыслей, и задумана эта книга.

А слово «диатриба» ввёрнуто не случайно. Оно давно бытует в русском языке и, следовательно, должно считаться русским. Так и есть. Вполне русское слово, только происхождение его – греческое11.

Ах, эти замечательные, восхитительные заимствования! Большинству читателей, наверное, даже неведомо, сколько заимствованных слов в русском языке. Если честно, это никому не ведомо – опять-таки по той причине, что сосчитать невозможно. И если бы только из греческого и латинского. Если бы только из английского (за последние десятилетия их стало просто непомерно много). Если бы только из тюркских языков (не будем забывать про монголо-татарское иго). Так ведь нет! В самой обыкновенной, обиходной речи мы с вами пользуемся словами, пришедшими в русский язык из французского, немецкого, испанского, польского, арабского, персидского языков… А ещё – из китайского (например, мандарин, чай), японского (допустим, суши), малайского (скажем, кетчуп), из языков индейцев Северной и Южной Америк (ну, хотя бы табак) и так далее. Да что там! Если разобраться как следует, мы, говоря по-русски, употребляем (ежедневно!) слова из доброй сотни языков. Разве русский язык перестает от этого быть русским? Нисколько! Он был сочным, красочным, «великим и могучим» да таковым и останется.