Удивительные истории о ведьмах

– Антон Николаевич Лобов – подросток, которому не поверили, когда он рассказывал, что его отчим, возомнив себя потомком инквизиторов, завлекал женщин в секту, а потом судил их как ведьм. – Маргарита словно репетировала свою финальную речь в суде. Вот только она еще не решила, на чьей стороне выступит – обвинителя или судьи. – Под идеей искупления предательства Бога и греховной связи с чертом он делал из женщин своих рабынь. А тебя назвали сумасшедшим, верно? – Появился запах сладкой ваты.

«Нам туда не надо», – подумала Маргарита.

– Тебе не поверили. А я тебе верю. Я знаю, что ты говорил правду. И ты знаешь, почему мне можно верить. Я – такая же, как твоя бабушка, ты правильно все понял. Бабушка желала тебе добра, в отличие от отчима. Так ведь? – Запах лошадей усилился, Маргарита осмотрелась, лошади спокойно паслись рядом. – Бабушка была сильной. Она могла тебя защитить. Защитить от него и от самого себя. Ты сам не справлялся. А с бабушкиными амулетами ты стал уверенный, могущественный. С ее амулетами ты не ощущал себя слабым.

– Я знаю, каково это – ощущать себя бессильным, – слышал Антон, лежа на чуть влажной земле, погружаясь в воспоминания о похоронах бабушки, когда крашеная блондинка выскочила из толпы и плюнула на могилу. Безвластный, изнеможенный – да, в тот момент он был таким. Его сын кинулся к той твари, стал что-то говорить, махать руками, потом утер лицо рукавом от еще одного плевка. И тогда Антон понял, что без бабушки он другой – уязвимый, и ему нельзя больше пить чай, усмиряющий его гнев. Он должен защитить своих.

– Ты видел, как я была беспомощна, когда поняла, что амулет тебя защищает ото всего. И сейчас я защищаю тебя от взбесившейся лошади. Видишь, она меня слушается и успокоилась?

Антон не мог справиться с захватившей его волной воспоминаний о бабушке – той, которая его приняла целиком – с его пронзительными криками по ночам, глазным тиком, с зеленым поносом c червяками, ползающими потом в туалете. Бабушка выхаживала его почти год. Эти воспоминания путались с его выдохами на счет 1519, 1520… чьим-то приглашением вернуться наверх в теплую спальню, с женским воплем и запахом сожженных женских волос. И снова… вкус свежего хлеба, парного молока. Нежная колыбельная перед сном.

Тонкий, едва уловимый аромат доверия смешивался со страхом. Но этого хватило, чтобы Маргарита заметила его, вдохнула поглубже, но усилить не получалось. Собственная анестезия эмоций не выдержала давления, и ее затопило ужасом. Она вспомнила…Сожженных заживо женщин… Огонь у дома сестры… Невозможность пошевелить руками, ногами, сказать слово – собственные ощущения при выходе из комы. Хотелось бежать и не дышать… Или… совершить месть за сожженных заживо женщин – своих сестер. Их сжигали в Средневековье и продолжают сжигать сейчас – только огнем эмоций, манипулируя виной и стыдом, чтобы они сами себя уничтожали, чтобы заслужить ярлык «хорошей жены», «эталона моды» или «работницы месяца». И реально убивают – обрив наголо, истязая, играя в кошки-мышки, обещая жизнь за подчинение воле убийцы. «Если нагнать ужаса на гнедую, она затопчет убийцу. Совершится возмездие…» – вдруг подумала Маргарита. Она металась между бессилием, страхом и гневом, находя логические доводы для любого решения. Она искала грань, которую бы не смогла перейти и которая стала бы опорой для нее самой.

Задыхаясь от собственных эмоций, она потянулась к флакончику, вылила его себе на руку и принялась растирать лицо, вдыхая запах безмятежности, уверенности и доверия – первый аромат в жизни ребенка. И вместе с этим запахом возник образ мальчика, который не мог убежать от деспотичного фанатика-отчима и сумасшедшей матери, положившей на алтарь своего мужчины не только свое тело, волю и жизнь, но и своего сына. Маргарита ощутила вязкость этого бессилия, словно болото поглощающего реальность маленького мальчика, слушающего вопли ужаса и безумные проповеди, вместо игр с детьми и колыбельных матери. И ей стало жаль маленького Антона. Подростка, которому нужна была мать, чтобы видеть его, чувствовать его боль и защищать. Мать, которой можно доверять. Убийцу спасти нельзя. Можно сохранить себя.

Маргарита хотела бы поделиться с этим мальчиком любовью своей матери, которая учила ее в шестнадцать лет заново ходить, есть, говорить после выхода из комы, окружила ее верой и заботой. И тогда бы этот мальчишка не вырос монстром.

И страх стал уменьшаться: и ее, и Антона Львовича. Смешался страх прошлого и доверие нового опыта – появилась покорность.

– Антон, бабушка очень расстроена, что ее труд пропал даром. Что победил отчим, а не она. Он победил в борьбе за твою душу. Ты стал воплощать его книгу в реальность. И воплощал очень точно, как написано: обривал волосы, чтобы лишить ведьму силы, дождался родов ведьмы, ведь ребенок невинен, его нельзя судить.