Читаем Удивительный Самсон. Рассказано им самим... и не только полностью

Те шесть месяцев, которые я должен был проработать в локомотивном депо, прошли, и я знал, что мне обязательно надо что- то срочно придумать. Вряд ли отцу сообщили из депо о моём отсутствии. Вероятно, там решили, что со мной что-то случилось, и никому до этого не было дела. Однако если отец не получит известия о моём переводе из депо на должность помощника машиниста, тогда будет совсем другой расклад. Он наверняка начнет слать запросы. И всё вскроется.

Я не знал, что лучше было сделать. У меня просто ум за разум заходил. После больших раздумий я рассказал о своей беде Кураткину и попросил у него совета, что делать. Выслушав всё, что лежало у меня на душе, он сурово отчитал меня. Но что же мне все-таки теперь делать, сказать не мог. Кроме того, я был уверен, что ему не хотелось терять меня, ведь я стал теперь так полезен для него и его выступлений, а ещё мы подружились.

«Тебе лучше всего рассказать свою историю самому Андржиевскому, — сказал он, — ибо его совет, наверное, будет намного умнее моего». Гак что мы вместе пошли к хозяину цирка и выложили ему всю правду о том, как я набедокурил. Как и Кураткин, он тоже серьёзно отнесся к этому делу. «Лучшее, что ты можешь сделать, Засс, — сказал он, — это вернуться домой, полностью покаяться и довериться милости своего отца». Должен сказать, эго не особенно обрадовано меня. Хотя я довольно долго был вдали от дома, я живо представил и отца, и ту «милость», которую он скорее всего бы проявил.

В глубине души вполне уверенный в том, что правильный поступок не всегда разумный, я попросил у хозяина цирка разрешения остаться и ехать вместе с труппой из Оренбурга. Но он отказал мне в атом, смягчив свой отказ, однако, добрым словом: «Нам всем действительно жаль, что приходится расстаться с тобой, но ничего не попишешь. Поэтому мой совет — собирай вещи и будь готов ехать завтра, ибо мы завтра уезжаем из этого города». И раз больше нечего было сказать, на том и порешили. Мне суждено было вернуться в Саранск.

Той ночью, признаться, мне было совсем не до сна. Я обдумывал, что мне сказать, когда вернусь домой. Я и впрямь не знал. Что мог я сообщить, кроме правды? А сказать её — ну как?! Да уж, вы легко представите, о чём я думал. Вам это легче, чем мне написать.

Рано утром цирк готовился к отъезду, а я — к уходу из него. Все товарищи желали мне удачи и счастливого пути, а хозяин добавил к моему жалованью значительную сумму сверх того, что я заработал. «Всего тебе самого лучшего Засс, — сказал он. — ибо ты заслуживаешь этого. Я ведь и правда хотел бы, чтобы ты ехал с нами, но это невозможно».

Распрощавшись со всеми, я отправился к станции, в горле стоял комок, сердце то и дело сбиваюсь с такта. Я думал: какой бесславный конец моего отважного приключения. Вернуться с позором после шести месяцев вольной и по-настоящему взрослой жизни! Однако, чему быть, того не миновать, сказал я себе, что так же верно, как и временами отвратительно. И это был, конечно, один из таких случаев.

Вскоре я добрёл до вокзала и обнаружил, что мне придётся долго ждать поезда до Саранска. Это не улучшило состояние моего духа. Гак что я бросил сумки на платформу и рухнул на скамейку, ибо очень устал не только душой, но и телом. Так я сидел, казалось, долгие часы, думая о цирке, который теперь благополучно едет, и гадая о том, что мне уготовано в грядущем.

Наконец я выплыл из раздумий, чувствуя, что надо что-то предпринять, чтобы не заснуть. Я поднялся и принялся ходить по платформе. И тут заметил нечто такое, что заставило меня остановиться так резко, словно меня подстрелили. Ещё один плакат, обделяющий о прибытии в город Ташкент цирка — цирка Юпатова — привлёк мой блуждающий взгляд. Лотом увидел и другие плакаты этого цирка. Видимо, мне нигде не суждено было забыть о цирке, где бы я ни оказался.

Я стоял перед плакатом с глубоким интересом. О цирке Юпатова мне было многое известно по отзывам, ибо в цирке Андржиевского часто случались разговоры о нём. Это было то, что вы бы в Англии назвали «отпадным» шоу: все, кто работал у Юпатова, были звёздами, профессионалами высшего класса в своих жанрах, хотя труппа была малочисленной. Заработки здесь были, как говорили, намного выше, чем у тех. кто работал в любом другом цирке. А ещё каждый артист должен был вложить некую сумму в предприятие Юпатова, что делало этот цирк чуть ли не единственным в своём роде.

И пока я стоял там в глубоком раздумье, одна неоформившаяся мысль стала вырисовываться в моей голове. Почему бы, спросил я себя, не поехать в Ташкент и не попробовать поступить в цирк Юпатова? Это намного лучше, чем с позором ехать домой в Саранск. Да, чем больше думал об этом, тем заманчивей казалась мне сама идея. Итак, определившись, я решил отправиться с первым же поездом в Ташкент.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное