Читаем Удивительный Самсон. Рассказано им самим... и не только полностью

Итак, Сандов с Атиллой немного поработали как сыщики и разыскали на улочке возле площади Лечестер-сквер того, кто изготовлял цепи Сэмпсона. Они объяснили ему о своём затруднении и, приведя примеры, как противная сторона чинит им препоны, обратились к спортивным чувствам мастера по цепям. Тот отнёсся к ним с сочувствием, а они исподволь выудили из него обещание изготовить набор цепей, точь-в-точь такой же, как для самого Сэмпсона, отличавшийся только в одном: чтобы они по длине окружности были впору Сандову на предплечьях. Более того, он пообещал, принимая во внимание случившиеся исключительные обстоятельства, что обязательно придёт в Аквариум в решающую субботу и, если понадобится, сделает заявление, удовлетворяющее любого непредвзятого арбитра.

Наступил вечер, обещавший множество событий! Сандов, сопровождаемый на этот раз целой свитой остро заинтересованных спортсменов, которые к тому же сделали кое-какие приготовления ввиду возможных происшествий, отправился к Аквариуму. Здание было уже битком, при этом некоторые места продавались по неслыханной цене в 50 гиней. Но ещё больше народа толпилось снаружи, чем внутри. Людей было так много, что к крыльцу оказалось просто немыслимо подойти. Повсюду пестрели вывески «Аншлаг», двери были заперты, пробить дорогу, чтобы объяснить хоть кому-нибудь, что если вы ставите «Гамлета», то Принц Датский может остаться неслышимым «гласом вовне», не представлялось возможным.

Тогда компания пошла к служебному входу. К нему путь был посвободнее, но яростный стук в дверь и грубые пинки не вызвали никакого отклика. Все, включая привратников, столпились на сцене, ожидая Сандова. Час, назначенный для матча, пробил! Оставался только один способ попасть внутрь, и Сандов воспользовался им, выломав дверь.

Разыгравшаяся внутри сцена не поддаётся описанию, так что я и не стану пытаться это делать. Сэмпсон, преждевременно ликовал, считая, что соперник струсил и не пришёл на поединок. Его словно ударило электрическим током, когда претендент с друзьями эффектно появился на сцене. На какое-то время воцарился хаос! Но постепенно некоторое подобие порядка восстановилось, сцена была подготовлена и схватка началась. Должен упомянуть, что для великого испытания было отобрано по взаимному согласию трое судей. Это были маркиз Куинсберри, лорд де Клиффорд и профессор Аткинсон из Парк Лейн, предшественник нынешнего всемирно известного профессора Баркера.

Сэмпсон открыл действо, вытащив кабель из проводов диаметром в один дюйм. Он обмотал им грудную клетку и. выпустив воздух из лёгких, завязал концы. Удерживая их руками, он расширил грудную клетку, и кабель лопнул от напряжения спинных мышц. Успешное окончание первого трюка Сэмпсона потонуло в оглушительных аплодисментах.

Кабель был заново соединён, и Сандова пригласили повторить этот трюк. У претендента при этом возникла непредусмотренная трудность, потому что кабель после того, как его восстановили, укоротился. Получилось так, что, завязав его на груди, как Сэмпсон. Сандов мог держаться за концы кабеля только кончиками пальцев. Пока он прикидывал, как удержать кабель при натяжении, Сэмпсон замены его затруднения и открыто радовался. Эго было неумно с его стороны, так как только придало духу Сандову сделать резкий сверхсильный рывок. Хлоп! Кабель не выдержал, и Сандов триумфально прошёл первое испытание.

Затем настал эпизод с цепями! Сэмпсон, взяв блестящие стальные петли, сначала надел на правую руку одну цепь, напряг бицепс и с видимой лёгкостью порвал её. Затем он порвал другую на левой руке, после чего окольцевал двумя цепями правое плечо. С явно большим усилием он разорвал их одновременно, думая при этом, что поставил перед Сандовым невыполнимую задачу. Сандову принесли второй набор цепей, но тут обнаружилось, что они слишком коротки и не проходят дальше середины его предплечий, прямо как он и предполагал. Тогда он вытащил свой набор, но Сэмпсон был против его использования, и его возражения сначала поддержали даже судьи. Они придерживались того, как Сандов и предвидел, что по условиям состязания надо было повторять номера Сэмпсона, а это было явно не повторение. Они оказались единодушны на это счёт, и их непоколебимое отношение к этому вопросу заводило, похоже, в тупик.

Так как Сандов не мог говорить по-английски, мистер Флеминг и профессор Атилла приняли на себя удар и объяснили, как, когда и почему были припасены цепи для Сандова, а также поделились секретом, что мастер, их изготовивший обещал присутствовать здесь. Соответственно судьи пригласили этого джентльмена, и тот пробрался из середины зала к сцене. Ввиду такой сенсационной встречи лицом к лицу Сэмпсон вынужден был признать его личность, а мастер торжественно подтвердил, что цепи, которыми он снабдил Сандова, отличались от тех. что разорвал Сэмпсон, только длиной. Судьи признали претензию Сандова совершенно законной и разрешили ему начинать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное