Удовольствие

Жиральд прекрасно знал, как называется то, что с ним творится. И не обманывался по поводу грядущих перемен. Она просила его уйти? Что же, он ушел. Никому не известно, чего стоило ему это решение. И как часто он ловил себя на мысли бросить все, забыть о ее желаниях и просто быть с ней.

Боль — пронзительная, вонзающая иглы горечи в сердце — стала его постоянной спутницей. Он не боялся ее, не жаловался, прятал за твердую стену молчания и работы, но, если бы его спросили, что такое настоящая боль, Жиральд описал бы это чувство в разных красках, не забыв ни об одной, даже самой незначительной, детали.

Его боль — это разлука…

Он бы никогда не потревожил Анжелику, будучи уверенным, что она, на самом деле, в безопасности и счастлива, но в лживом и подом мире, созданным Алексом Девуа, ей нет и не будет места.

Все могло сложиться иначе…

Счастье было так близко. Стоило поднять руку — и оно угодит прямо к нему, будто мяч.

Но он сам оттолкнул его от себя, и теперь оно казалось лишь миражом. От этого становилось противно и мерзко, и Жиральду с огромным трудом удавалось находить баланс на грани.

— Мне холодно, Жиральд, — в бреду неузнаваемым сиплым голосом прохрипела Анжелика, и мужчина в сотый раз проклял поспешное решение увезти ее с больницы. Согревая теплым дыханием холодные пальчики, Жиральд надеялся, что подозрительные хрипы не имеют никакого отношения к началу острой пневмонии. Она тяжело и надрывно дышала, наводя на него ужас.

— Анжелика, все будет хорошо, — многозначительно пообещал Жиральд, попытавшись встать и принести ей очередную порцию жаропонижающего, но мольба, сорвавшаяся с ее уст, остановила его:

— Я замерзла, Жиральд…  Не бросай меня…  Мне очень холодно…

В данный момент перед ним лежала не холодная и замкнутая Анжелика, плескающая ядом ненависти. Нет, в его постели находилась беззащитная и маленькая девочка, борющаяся с недугом, и он обязан помочь Лике.

Она уходила от него дальше и дальше, проваливаясь в бездну бреда. Нет, он не даст случиться беде. Не даст ей уйти. Не отпустит никогда.

Торопливо расстегнув мелкие пуговицы рубашки и сняв ненужную вещь гардероба, Жиральд откинул полог легкого покрывала, судорожно вздохнув, нырнул под одеяло. Облаченная в его шелковую влажную рубаху, Анжелика доверчиво потянулась к нему, положив подрагивающую ладонь на его грудь, почти наверное, не чувствуя, как гулко забилось сердце.

Любой мужчина после трех лет долгого отсутствия «приятных удовольствий со слабым полом» непременно бы отреагировал на мягкость округлых форм женщины, тем более любимой, однако Жиральда пронзило желание оберегать и греть Анжелику, мечтая забрать себе половину ее мучений.

Жаль, что у него не получится, а ведь именно он клялся когда-то делить с ней боль.

— Анжелика, я с тобой, — прошептал Жиральд и невольно изумился, ибо она перестала метаться, тихо засопев, уткнувшись кончиком носа в его плечо. — Если бы я мог всегда быть с тобой, любовь моя, если бы…

Словно недовольная его последней фразой, Анжелика что-то замычала, дернувшись, и Жиральд обвил ее тонкую талию, притянув к себе, наслаждаясь незабываемым, украденной у судьбы моментом, о котором он тоже будет вспоминать до последнего вздоха.

Впервые за столько лет сон одержал над ним вверх, и Жиральд прикрыл глаза, мысленно зарекаясь, что сразу же их откроет, прежде чем провалиться в царство Морфея, однако, прижившись к постепенно отогревающемуся родному телу, он не понял, как потерял способность противостоять забытому сну.

Какие-то легкость и умиротворенность охватили его, прося сдаться и вздремнуть, дабы набраться больше сил.

Вся спальня была залита ночной мглой, и внезапно выглянувшая из — под рассеивающихся облаков голубая луна осветила кровать, очерчивая два силуэта, почти ставших одним целым. Его жар передавался Анжелике, отгоняя озноб, растапливая корки льда в ее душе, а пленявший аромат и близость девушки немного затягивали глубокие раны Жиральда.

Объятия исцеляли их, перенося во сне в те драгоценные минуты счастья.

И ничего другого сейчас не нужно и не требуется.

Незачем гадать, что принесет завтрашнее утро, достаточно ощущать равномерное постукивание двух сердец.

Только в другом ночном городе кое-кто не спал, в сотый раз пересматривая полученные на телефон фотографии, увеличивая кадры, безумно рассматривая картинки, будто на них изображена великая тайна человечества.

«Месье Ларош отвез вашу жену к себе домой, при том она находилась в бессознательном состоянии».

Жиральд Ларош…

Швырнув первый попавшийся стул об стенку и перевернув стол, Александер зарычал, как сорвавшийся с цепи взбешенный пес.

Три года назад ему стоило прикончить его еще тогда, в тюрьме, а не оставить в живых, поэтому во всех возникших проблемах виноват, в первую очередь, он, Сандер.

Кто бы подумал, что обычный следователь возьмется помогать этому подонку, к тому же у Жиральда Лароша появились доброжелатели, ищущие доказательства невиновности профессора, всячески задерживая ход дело.