Удовольствие

— Уходи! Убирайся с моего дома! — заорала Анжелика, перестав владеть собой. То, чего она страшилась, случилось. То ли истерика, то ли давняя апатия, перемешанная с обидой и яростью, выплеснулись в истошном вопле, способном испугать любого, только не Жиральда, дернувшего плечом, будучи застигнутым врасплох подобной реакцией.

— Анжелика…

— Уходи! Пошел вон! Оставь меня! — Пожалуй, в этот крик она вложила всю энергию, пребывающую в ней. Горло адски стало саднить, а по щекам заструилось что-то теплое. Она облизнула вмиг пересохшие губы, вкусив соленый вкус.

Слезы душили ее, мешая продолжать кричать, требуя выход накативших переживаний не за день, а за годы. Не всхлипывания, а именно сдавливающий грудную клетку комок рыданий.

Анжелика смутно различила двинувшуюся к ней фигуру, и только до мурашек знакомые руки, легшие ей на талию, притянув ближе, она запомнит навсегда.

Аромат муската, лосьона после бритья и весеннего дождя подействовали на нее, словно последняя цепь спала, выпуская измученную душу.

— Плачь, родная, прошу, — Тихий шепот с заметным магнетическим акцентом не оставлял шанса более замыкаться, умирая в себе. — Давай же, ты сможешь, поплачь!

И Анжелика не смела возражать…

По всей гостиной разлетелись, эхом отражаясь от стен, громкие рыдания. Они полностью поглотили девушку, не давая выбраться из бездонной ямы, убивая безысходностью.

Уткнувшись носом в крепкое плечо, обхватив тонкими руками широкие плечи мужчины, Анжелика изливала всю горечь, накопившуюся в ней.

Чем сильнее она плакала, тем быстрее уменьшалась боль, вызванная пронзающими осколками воспоминаний. Чем теснее она прижималась к нему, глубоко в легкие вдыхая его запах, тем свободнее и легче становилось дышать.

А вот сердце рыдало тихо, без надрыва, не скуля, не завывая, только утопая в бушующем океане, смывающим следы былой ненависти, оживляя мертвые чувства, похороненные в укромном уголке.

Анжелика все плакала и плакала без остановки, хватаясь за Жиральда, как за спасительный круг, и он успокаивающе гладил ее по спине, что-то мурлыча в ухо, перебирая одновременно пальцами запутавшиеся шелковые пряди.

Нельзя забыть предательство любимого мужчины — аксиома, тем не менее Анжелика отключила разум, выкидывая из памяти картины, разрушившие ее счастье, оставляя моменты, где получала несказанное удовольствие от прикосновений того, кто так бережно обнимал ее в настоящее время.

Ей необходимо слезами выразить то, о чем упорно молчала, а после все вернется на свои места. Ничего не будет, как прежде, но никак тогда.

Глава одиннадцатая

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЗМОЖНОСТЬ

Анжелика остановилась на пороге кухни, наблюдая, как ловко орудует с кофеваркой мужчина, одновременно кидая беглые взгляды на духовку, откуда разносился непередаваемый и божественный аромат чего-то сладкого. Вероятно, он забыл о том, кем является, а также, что не имеет никакого право хозяйничать на ее территории, однако непослушное сердце наперекор утверждениям разума считало иначе.

От картины того, как серьезный и хладнокровный мужчина, сняв пальто, оставшись в одной накрахмаленной белой рубашке, обтягивающий его мускулистый торс, приковывая взор к сильным рукам и широким плечам, пытался отсадить какое-то непонятное пюре светло — коричневого цвета при помощи кондитерского мешка в тарелку, Анжелику пробила дрожь.

Александер не умел готовить, и как он сам признавался, несмотря на множество попыток, кроме яичницы ничего не мог сотворить. Она не принуждала и не требовала, так как была в состоянии радовать домочадцев своей едой, хотя чаще всех готовила Луиза, ведь работа отнимала достаточно много времени, а Белле необходимо питаться домашней и здоровой пищей.

Наверное, поэтому так удивительно следить за тем, как в их доме другой мужчина что-то печет и варит. А ведь, чего таить, вкус тонких и мягких блинчиков Жиральда Лароша, кажется, до сих пор чувствовался во рту. От последней мысли Анжелика проглотила подступивший к горлу ком и, посчитав про себя до десяти, сделала несколько шагов вперед, судорожно сжимая в руках шелковую ткань.

Похоже, мужчина заметил ее присутствие, но не подавал виду, активно перемешивая ложкой массу в миске. Она не собиралась молча стоять и становиться жертвой того, как мужчина из прошлого вновь возбуждает в ней порочные желания.

Она и так слишком далеко сегодня зашла. Слишком.

— Что ты делаешь? — холодно поинтересовалась Анжелика, стараясь не смотреть в голубые глаза, обращенные к ней. Ни к чему лишний раз измучивать себя, вновь погружаясь в их глубину, читая то, что не должно быть озвучено, осознавать то, чему нельзя подобрать оправдание.

Следует помнить о неминуемых последствиях, если она хоть раз не устоит перед столь откровенным взглядом.

— Собираюсь подать нам ужин, так как обед мы пропустили, — В его голосе проскальзывали нотки иронии, вроде, ничего обидного или пошлого, но к ее щекам прилила кровь. Когда подобные слова произносит Жиральд Ларош, то они приобретают особый эффект, будто иголочкой, вонзаясь в сердце, заволакивая туманом соображение.