Спрашивается, могли ли эти симметричные изменения на голенях произойти от подвешивания Матюнина за ноги? Ну, здесь всё проще. Первое — место. Они на голенях, но не в области голеностопных суставов. Всякая повязка, какова бы она не была, наложенная на голени для подвешивания человека вниз головой, под влиянием тяжести тела сместится и соскользнет вниз до лодыжек. Матюнин, исходя из акта судебно-медицинского исследования Минкевича, обладал атлетическим и крепким телосложением, худышкой и заморышем не был. Именно здесь, в области голеностопов, и будут следы от давящей повязки в виде борозды, более или менее углубленной, бледной или ссадненной, с кровоподтеками в подлежащих мягких частях. Кожа в этом месте тонкая, а подкожная клетчатка рыхлая. Опять же, при этом на стопах, повыше давящей веревки или ещё чего-то, могли оказаться признаки трупного застойного пропитывания и воспрепятственного оттока крови, но этого Минкевич не нашел.
Пристав и урядник, осматривавшие труп и раздевавшие его 9 мая 1892 года, не усмотрели на ногах Матюнина никаких изменений и борозд…
Глава 28
Глава 28 Про лапти, онучи и прочее
Александр Грейам Белл, тот, который изобрел телефон, ни одного разочка своей маме и супруге не позвонил…
Они… обе были глухими.
То, что я глухотой не страдаю, моему генералу доподлинно известно, вот он мне и названивает. Ну, что делать? У начальника кафедры законный рабочий день, вот он его и заполняет делами.
Одна из функций руководителя, большого и маленького — контроль. Генерал меня дистанционно и контролирует.
— Как, Лев Львович, работа движется?
— Ответили уже на все вопросы?
— От чего же умер Матюнин?
Спросил бы ещё, кто убил Кеннеди… Впрочем, здесь он ещё не родился.
— Что, нельзя установить причину смерти?
— Не был полностью обескровлен Матюнин?
— Не подвешивали его вотяки?
Точно, не читал мой начальник кафедры материалы судебно-медицинской экспертизы по мултанскому делу. Ему — не до мелочей. Мало ли что вся Россия на уши встала и с ума из-за этих вятских вотяков, Короленко и примкнувших к нему сошла, мой генерал большой наукой занимается, его сиюминутное и преходящее мало интересует. Повыпучивают глаза, поорут из-за произошедшего в Вятской губернии и забудут, а его вклад в судебную медицину в веках будет жить.
Я пока не генерал, вот текущие проблемы и решаю.
Эх, грехи наши тяжкие…
В отличие от нашего начальника кафедры, я ещё не так давно своими ножками «землю топтал», поэтому, когда разъяснял ему происхождение мелких симметричных кровоподтеков на голенях трупа Матюнина, это мне здорово помогло.
— На Матюнине при жизни онучи из новины были плотно обмотаны веревками лаптей…
— Новины? — прервал меня генерал.
Во как… Пожалуй, я сейчас некоторые нюансы здешней жизни лучше местных небожителей знаю!
— Новина — суровый небеленый холст, — пришлось мне пояснить генералу.
— А, понятно, — послышалось из телефонной трубки.
— Так вот, конец веревок, завязка лаптей, как это обыкновенно бывает, располагается в верхней или средней трети голени над основанием образуемого голенями конуса, — связал я элементы крестьянской жизни и пространственной геометрии.
— Понятно, понятно, — невидимо мне покивал на другом конце провода начальник кафедры.
— Такое положение завязок лаптей сохранилось в течении известного времени и на трупе. Последствием этого и было образование застойной трупной полосы над концом веревок, стягивающих голень. Его Минкевич и принял за кровоподтеки, — я на секунду умолк, а затем продолжил. — Такие явления пропитывания нередко симулируют кровоподтеки…
Тут я несколько оправдывал Минкевича — в спешке или по иной причине он мог легко и ошибиться.
— Кровоподтеки могли образоваться и во время перенесения трупа, если тащившие его дергали за сами лапти или за их веревки. При этом могли образоваться даже подкожные надрывы мышц и пропитывание тканей на месте веревок кровью. Это тем более вероятно, что на обнаруженном трупе завязки лаптей оказались уже ослабленными, что и могло быть последствием приемов, предпринимаемых для перенесения тела Матюнина с места на место…
Вот такой я теперь специалист по судебной медицине конца девятнадцатого века! Кому дома про завязки от лаптей расскажи — глаза вытаращат. Не ходил у нас никто уже в лаптях, а тут их большинство населения империи за год не по одной паре изнашивает.
Если верить Ивану Ивановичу Лепехину, академику Императорской академии наук и художеств в Санкт-Петербурге, в год один наш крестьянин изнашивал от пятидесяти до шестидесяти пар данной обуви. Зимой одни лапти носились не более десяти дней, а летом в самую что ни на есть страду крестьянин стаптывал одни лапти за четыре дня.
Цифры колоссальные! А что делать? Сапоги-то здесь далеко не всем по карману…
Вот так я с генералом и разговаривал, отвлекаясь иногда мысленно на самую распространенную российскую обувь. Впрочем, сейчас не одна Россия в лаптях ходила.