Угрюмое гостеприимство Петербурга

В такой час княгиня Марья Алексеевна не ждала гостей. Но и заснуть после всего, что случилось накануне у Александра, она не могла. Да к тому же этот пожар. Обо всем этом надобно было подумать.

Когда на рассвете в спальню вошла горничная, княгиня как раз размышляла о будущем ее любимой внучатой племянницы.

— Ваше сиятельство, — произнесла горничная.

— Не рановато? — елейным тоном поинтересовалась Марья Алексеевна.

— Не гневайтесь, сударыня, вас дожидается князь Суздальский.

— Что?! — возмутилась Марья Алексеевна. — В такое время?! Он что, спятил?!

Впрочем, вспомнив все последние приключения Андрея Петровича, княгиня не могла поручиться, что это не так. Но визит к вдове, не родственнице, с которой он в плохих отношениях, да в такое время… Как он посмел?

— Барыня, умоляю, не накажите! — взмолилась горничная.

— Три шкуры спущу! — пообещала Марья Алексеевна.

— А князь?

— Гоните прочь.

В этот момент кто-то постучал в двери спальни.

— Марья Алексеевна! Княгиня! — услышала она голос Петра Андреевича.

«О господи, — подумала княгиня, — а этому что надо?»

— Пошел вон! — громко, чтобы он слышал, произнесла она.

— Мне срочно нужно с вами говорить!

— Не собираюсь! — отрезала княгиня.

— Я вхожу!

— Не посмеешь!

Дверь открылась. Вошел молодой князь Петр Андреевич.

— Грубиян! Нахал! Мерзавец! — запричитала княгиня.

Следом за князем в спальню ворвались дворецкий с синяком под глазом и слуга с разбитым носом.

— Вон! — закричала Марья Алексеевна. — Все вон! Кто его сюда пустил?! В мою спальню! Высеку! В Сибирь отправлю! Колесовать велю! Выставить его отсюда!

Князь сделал шаг в сторону княгини и развернулся к прислуге, вытянув перед собой хлыст.

— Кто полезет — убью! — хрипло произнес он.

— Что?! — возмутилась княгиня.

— Марья Алексеевна, — обратился он к ней, — выслушайте меня!

— И не подумаю!

— Ради блага вашей же внучатой племянницы! Ради чести вашей семьи — послушайте!

Эти слова, видимо, подействовали на княгиню, потому что она опустилась на подушки и перестала кричать.

— Пошли вон! — скомандовал князь. — Живо!

Прислуга застыла в недоумении, ожидая команды от Марьи Алексеевны.

— Оставьте нас, — произнесла она глухо.

Все вышли.

— Ну, князь, — медленно начала княгиня, — вы известный наглец, но такого хамства даже я от вас не ожидала. Вы вломились в мой дом среди ночи, избили слуг, проникли в мою спальню да еще угрожали расправой! Я надеюсь, вам есть что сказать в свое оправдание.

— Вы должны немедленно увезти Анастасию из столицы.

— Я — должна? Я не ослышалась? — В елейном голосе княгини промелькнула тень холодной иронии.

— Вы не ослышались, — ледяным, полным ненависти и презрения тоном ответил Петр Андреевич. — Если вы не хотите искать ее по всей Европе вплоть до Ла-Манша, немедленно увезите ее отсюда.

— Вы намекаете на то, что этот молодой человек, имени которого у меня нет ни малейшего желания произносить, строит коварные планы…

— В этом случае я бы с удовольствием помог бы ему, сударыня, — усмехнулся Петр Андреевич. — Однако, увы, он изменил свои планы.

— Вот как?

— Он собирается обручиться с некоей леди… впрочем, имя не имеет никакого значения, — сказал молодой князь. — Куда важнее то, что он просил позаботиться об Анастасии, утешить ее.

— Тогда необходимо сейчас же рассказать ей правду! — заключила княгиня.

— Вы не посмеете.

— Я — не посмею? — Марья Алексеевна была просто в бешенстве. — Не слишком ли много вы себе позволяете, юноша?

— Я позволяю себе ровно то, на что имею право, — бесстрастно отозвался князь. — Но я знаю, что вы любите Анастасию. И вы не станете причинять ей новую боль. Я уверен, вы хотите, чтобы она была счастлива.

— Разумеется, я хочу. Но это не означает, что вы можете дерзить мне, Петр Андреевич. И я имею полное право устраивать счастье Анастасии по своему усмотрению.

— Так что вы предпочтете? Открыть ей правду? Рассказать, что человек, которому она подарила свою первую любовь, оказался настоящим мерзавцем? А что, если она будет любить его до конца своих дней? Вы любите ее. А потому, как и я, считаете, что она заслуживает большего, нежели просто жалость и панегирик по утраченным иллюзиям несбыточного счастья с любимым. Пусть она верит в рыцаря в сияющих доспехах. Пусть она живет с мыслью о том, что где-то там, на другом конце Европы, есть великолепный принц…

— Вы начитались романов Уолтера Скотта, Петр Андреевич, — сурово оборвала эту речь княгиня. — Анастасия переживет этот разрыв.

— Разумеется, переживет, — согласился Суздальский. — Но к чему отнимать у нее эту сказку? Пусть она верит, что любила лучшего человека в мире.

— Верит и при этом знает, что он достался не ей? — с болью в голосе произнесла Марья Алексеевна. — Верит и живет с мыслью о том, что где-то там, далече, он счастливо растит детей, которых родила другая? — Голос ее дрожал. На глазах выступали слезы. — Можете ли вы знать, что такое — видеть любимого человека под руку с чужой женщиной, видеть, как его дети — которые так на него похожи — растут, становятся мужчинами? Можете ли вы смотреть на этих детей и понимать, что это могли бы быть ваши дети?