Уйди во тьму

Огнедышащая жара вернулась. Лофтис направился к двери вместе с мистером Каспером, успокоительно положившим руку ему на плечо, а Долли шагала с ними рядом. Элла подошла к Кэри — он повернулся, и она неуклюже поприветствовала его и даже как бы присела.

— Пожалуйста, сэр, миста Кэри, — сказала она, — вы будете просить, чтобы это блудное дитя взяли на небо?

— Да.

— Бедное благостное дитя. Нам только и осталось, что молиться. Молиться духом и молиться, понимая, как апостол Павел. — Она дернула носом, прикрыв его рукавом. — Смилуйся, Господи, — простонала она, — видели мы наказание; как сказал Господь, я вижу: пришел конец всему земному и везде на земле полно буйства.

— Да. — Он похлопал ее по плечу и повел к двери. — Господь, — нагнувшись к ней, произнес он с известной грустью, поскольку Вселенная вдруг показалась ему невыносимо пустой и голой, — с сочувствием и со своей бесконечной благостью будет оберегать нас всегда и везде, будем мы среди живых или мертвых.

Подойдя к двери, он обнаружил, что Лофтис стоит один на ступенях. Долли и мистер Каспер уже сидели в лимузине, а Барклей был снова за рулем катафалка. Механик, стоявший у конца лестницы с тряпкой в руке, выплюнул на нагретый асфальт рыжую струю табачной жвачки, на которую, лишь только она опустилась на асфальт, налетели мухи. Из-под гаража вылезла кошка с мышью во рту, осторожно скосила на них глаза и вприпрыжку умчалась прочь.

— Она просто не желает на меня смотреть, — сказал Лофтис, — просто не желает.

Элен сидела в машине, мрачно глядя перед собой, обмахивая лицо дорожной картой. Кэри положил руку Лофтису на плечо.

— Не волнуйтесь, — сказал он, — позже. Позже все утрясется. Поезжайте сейчас с мистером Каспером.

— Да, — сказал Лофтис, — позже. Да. Да.

Лофтис вместе с Эллой подошел к лимузину. Ветерок снова задул — жаркий, душный. Внезапно в воздухе возник запах — сладкий и нездоровый, тлетворный, как горящая плоть. Кэри повернулся. Возле сосен в шашлычной ямке лежала туша поросенка. Сорняки наклонились и задрожали, когда мимо проехала машина. Кэри вытер лоб.

Но, вспомнил Кэри, был момент, когда на семью дохнуло Божьей милостью, когда словно чудом все их дела уладились на какое-то время, обещая хоть и не идеальное, но улучшение. Было это в год, последовавший за смертью Моди в Шарлотсвилле. Когда после похорон он покидал их дом, вспоминая, в каком изнеможении и отчаянии была Элен (она не сказала ему «до свидания», лишь пробормотала что-то насчет «ожидания»: «Всю жизнь я ждала»), он ожидал любого проявления неистовства — убийства, самоубийства, бог знает чего. Однако ничего неприятного или ужасного не произошло. Он на время оставил ее одну, остро чувствуя свою неадекватность и считая, что его присутствие будет причинять ей лишь боль, будет раздражать ее, вызывать в памяти то время, когда они жили вместе в атмосфере оптимизма. Значит, Бога нет; пусть находит покой среди своих цветов, в успокаивающем душу сне и в том, к кому — как он знал теперь — она прибегала как к материнской груди; пусть она сходит к доктору — больная женщина. Вот так. Он не мог предвидеть, что в ней произойдет перемена — перемена столь сильная, хотя и не заметила на первый взгляд, что его разум должен был бы выкинуть красный флаг предупреждения.