Уинстон Черчилль

Военная сила Германии в 20-е годы была низведена до стотысячного рейхсвера. Генеральный штаб был запрещен, у немцев не было военной авиации. Флот был ограничен шестью линкорами, шестью легкими крейсерами, двенадцатью торпедными катерами. Веймарская Германия не имела права создания военных укреплений на своих границах. Нарушение этих условий рассматривалось как объявление войны союзникам. Вожди Веймарской республики искали выход из изоляции. Такая возможность предоставилась довольно скоро. Весной 1922 года, во время обсуждения экономических проблем на конференции в Генуе министр иностранных дел Германии Вальтер Ратенау тайно встретился с советской делегацией в маленьком городке Рапалло. Две страны, две жертвы Версаля, отказались от всех претензий военного времени и нормализовали свои отношения. И хотя преемник Ратенау Густав Штреземан заверил англичан, что Германия будет щитом против Советского Союза, в версальской системе образовалась трещина.

Союзники военных лет - в том числе англичане - еще осуществляли контроль над Германией, они инспектировали Кильский канал и пять крупнейших водных артерий. Тот, кто хотел утешить себя, мог утешиться. Но реальность заключалась в том, что даже после подписания Версальского мирного договора Германия оставалась самой мощной державой Европы. Ее население почти на тридцать миллионов превышало население Британии. А один из наиболее громогласных политиков страны - Адольф Гитлер призывал к объединению всех немцев в Европе. Возможность объединения восьмидесяти миллионов немцев вызывала в Лондоне трепет. В 20-е годы здесь еще не знали о тайнах приготовлениях немцев. Но в 1932 году французский агент проник в министерство иностранных дел на Вильгельм-штрассе и сообщил в Париж о тайном протоколе, подписанном десять лет назад Ратенау с советской делегацией в Рапалло. Советская сторона предоставляла немцам полигоны и военные объекты, где немцы могли создавать новое оружие. Здесь конструировались и опробывались новые немецкие истребители и бомбардировщики, здесь тренировались немецкие пилоты (среди них три будущих маршалла люфтваффе).

Черчилль, обозревая европейскую арену, обратил внимание на перемены, происходящие в Германии осенью 1924 г. Впервые после войны он написал, что “дух Германии начинает наполняться мечтами о войне за освобождение, за отмщение”. И тут же Черчилль добавил, что “этот процесс в Германии может выйти из-под общественного контроля”. Именно в те дни, когда Черчилль говорил своему секретарю в Чартвеле эти слова, Гитлер диктовал “Майн кампф” сокамернику в тюрьме Ландсберг Рудольфу Гессу. Черчилль прочитал книгу Гитлера сразу же после появления ее английского перевода (а до этого он ознакомился с ее отдельными частями, переведенными специально для него). Возможно благодаря своей политической интуиции, он одним из первых в Англии (да и во всей Западной Европе) понял смысл весьма откровенного обращения Гитлера к немецкой нации. Черчилль так отозвался об этой книге: “Главный тезис книги очень прост: человек есть борющееся животное, поэтому нации представляют собой сообщество борцов, которое должно быть готово к битве”. Гитлер верил только в силу, которая единственная могла, с его точки зрения, обеспечить выживание Германии. Гитлер утверждал, что крепость расы и ее выживание зависят от ее чистоты. Это требует очищения от инородцев. Черчилль одним из первых понял, что “Майн кампф” - это не болезненная игра ума беззвестного австрийского подданного, а действенная идеология той Германии, которая не смирилась с поражением. Гитлер в недвусмысленных выражениях излагал тевтонскую стратегию “создания нового Рейха посредством объединения разбросанных в Европе германских элементов. Раса, которая потерпела поражение, может быть спасена только обретя уверенность в себе. Ее армия должна поверить в свою собственную непобедимость”.