В 1931 году Гарольд Николсон, размышляя о нем, записал: “Уинстон Черчилль является самым интересным человеком в Англии. Как может человек, столь способный и блестящий считаться поверхностным и лишенным здравого смысла в суждениях?” Как бы то ни было, но низкое мнение о Черчилле доминировало еще почти десять лет. Одиночество Черчилля в политической жизни Британии было связано в эти годы прежде всего с его позицией в отношении Индии. Черчилль не соглашался с предоставлением прав доминиона крупнейшей английской колонии. “Индия, - говорил Черчилль, - это абстракция. Индия - это географическое понятие - не более чем экватор”. 16 ноября 1929 г. он опубликовал в газете “Дейли мейл” статью, в которой, в частности, говорилось: “Британия спасла Индию от варварства, внутренних войн и тирании. Ее медленный и постоянный марш к цивилизации представляет собой в целом одно из самых примечательных достижений нашей истории. Придание статуса доминиона Индии является нецелесообразным в настоящее время и вызовет противодействие всей британской нации”. На эти слова лидер консервативной партии Болдуин ответил, что Черчилль “желает возвратить предвоенный мир, и править сильной рукой. Он снова стал младшим офицером гусаров выпуска 1896 г.”. Сторонники сохранения влияния в Индии говорили о выводе римских легионов из Британии как о начале конца Римской империи. Проблема Индии вызвала раскол почти во всех партиях и в конечном счете в начале 30-х годов она привела к тому, что Черчилль вышел из руководства своей партии после ссоры с Невиллем Чемберленом. В это же время лидер либеральной партии Ллойд Джордж попал в госпиталь из-за болезни. Англия на время лишилась двух своих самых талантливых политиков.
* * *
Наполеон определил гениальность как способность “концентрироваться на определенных целях в течение долгого периода, при этом не утомляясь”. Именно эти черты продемонстрировал Черчилль в своем отношении к германской угрозе. Напомним, что сразу после окончания первой мировой войны французы яростно настаивали на том, чтобы граница между Францией и Германией была проведена по Рейну, и чтобы пограничные области Германии вошли под юрисдикцию Франции. Но англичане, как и американцы, полагали, что такое смещение франко-германского баланса будет означать “излишнее” усиление Франции на континенте, где она и без того обрела союзников в лице Польши, Югославии, Румынии и Чехословакии (т.н. “малая Антанта”). Ссылаясь на 14 пунктов Вильсона, и, прежде всего, на декларированное в них право самоопределения наций, англичане и американцы отказали французам в их требованиях. И все же Клемансо согласился подписать мир с Германией лишь, во-первых, в случае предоставления ему совместной англо-американской гарантии целостности Франции, во-вторых, если Рейнская область будет демилитаризована, в-третьих, если будет осуществлено полное разоружение Германии. В соответствии с пожеланиями французов между Ллойд Джорджем и Вильсоном - с одной стороны, и Клемансо - с другой был подписан договор о гарантиях. Но то, что Соединенные Штаты не ратифицировали Версальский договор, лишило подпись президента Вильсона значения. Осталась гарантия лишь одной Британии.
Не считая гарантии достаточными, французы предприняли одностороннюю попытку укрепить свое стратегическое положение, они ввели в начале 1923 г. свои войска в демилитаризованную Рейнскую область. Это было нарушением договора с Германией, и в Англии действия французов не получили поддержки. Французские войска в конце концов должны были выйти из Рейнской области, но их односторонние действия уже нанесли ущерб союзным связям (и без того не столь тесным) с Англией. Во взглядах прежних союзников обнаружились значительные противоречия. Важно отметить также следующее. В Лондоне полагали, что французская армия, увенчанная лаврами победителя в первой мировой войне, является безусловно сильнейшей военной силой в Европе, она поддерживалась сильнейшими в мире военно-воздушными силами. (Это представление о мощи французской армии держалось весьма стойко, по меньшей мере, до 1934 года). Поскольку Франция являлась сильнейшей державой континента, считали в Лондоне, не имеет смысла еще более ослаблять Германию.