Уинстон Черчилль

Вильсон, Клемансо и Ллойд Джордж обсуждали военный аспект русской проблемы и посчитали нужным узнать мнение Фоша. Генералиссимус проявил неожиданный оптимизм: «Этот вопрос не представляет сложности и его решение не потребует серьезных боевых действий. Несколько сот тысяч американских солдат, желающих участвовать в исторических событиях, совместно с волонтерами из Британии и французскими войсками могут с легкостью, пользуясь железнодорожными путями, овладеть контролем над Москвой; в любом случае в наших руках уже три четверти России. Если вы хотите овладеть прежней Российской империей, вам следует лишь отдать мне приказ». Все это очень напоминало легковесное планирование Дарданелльской операции. И «три четверти» были очевидным преувеличением. На севере, в Архангельске и Мурманске располагались примерно 30 тысяч союзных войск; такое же число было на юге у Деникина. Несколько больше интервентов было в Сибири у Колчака, основу которых составили 70 тысяч белочехов. Трудно назвать эти войска крупными в стране, где в годы войны мобилизовали 18 миллионов человек.

Первой иностранной державой, которая приняла решение вмешаться в гражданскую войну в России, была Япония, которая 30 декабря 1917 г. послала свои войска во Владивосток. Следом за ними выступили англичане. Два батальона английских пехотинцев оккупировали Мурманск. Через 6 недель с помощью французов англичане заняли Архангельск. Затем сюда последовали американцы. Английские солдаты захватили железную дорогу, ведущую в Батуми и Баку, а английские военные суда блокировали порты Советской России на Черном и Балтийском морях. Официальное объяснение этих действий: во-первых, нужно восстановить восточный фронт, во-вторых, союзник, который предал в решающий момент (заключив сепаратный мир), должен понести наказание. Английское правительство указало, что в России находятся огромные запасы амуниции, посланные союзниками, эти запасы не должны попасть к немцам на решающей стадии мировой войны. Нет сомнения, что при этом Япония (она фактически и не скрывала своих планов) готова была аннексировать значительную часть русской территории. Американцев страшило быстрое укрепление соперника - Японии на континенте.

Черчилль принял активное участие в планировании и осуществлении действий в России в середине 1918 года, когда белочехи захватили значительную часть транссибирской магистрали, когда Колчак подошел с востока почти к Казани и когда Деникин начал движение к северу от Дона, а генерал Юденич - на Петроград. Именно по предложению Черчилля британский кабинет принял решение укрепить британские военные контингенты в Мурманске и Архангельске, признать режим Колчака в Омске, послать значительные военные припасы Деникину и повстанцам в Балтийских государствах, оккупировать железные дороги в Закавказье и укрепить английский экспедиционный корпус в Сибири. Черчилль в эти дни говорил: “Россия низведена большевиками до животного состояния, до варварства. Большевики поддерживают себя кровавыми убийствами… Цивилизация полностью уничтожена на гигантских территориях, а большевики ведут себя подобно кровожадным бабуинам среди руин городов и трупов своих жертв”.

Внутри британского кабинета выявляются две линии - умеренных и крайних. Первую линию представлял премьер-министр Ллойд Джордж. Стенограммы заседания военного кабинета 18 октября и 14 ноября 1918 года говорят о том, что премьер вовсе не горел желанием расширить интервенцию. Министерство иностранных дел (в лице Бальфура) также не поддержало идеи крупной интервенции. Представители противоположной линии - руководители военного министерства Мильнер и сэр Генри Уилсон возражали против ухода из Мурманска. Лорд Керзон заявил, что англичане должны выполнять свои обещания белым.

Черчилль исходил из собственной аксиомы: “Мы можем оставить Россию, но Россия не оставит нас. Если мы начнем отступать, она будет следовать за нами. Русский медведь протянул свои кровавые лапы через снега к мирной конференции”. Даже коллеги-министры нашли его позицию экстремистской. Премьер-министр Ллойд Джордж сказал 31 декабря 1918 года: “Уинстон желает вести войну против большевиков, но именно этот курс и мог бы вызвать революцию!” Ллойд Джордж не отвергал напрочь идею переговоров с коммунистическим правительством в Москве. Узнав об этом, Черчилль бросился на Даунинг-стрит и, согласно дневнику близкой знакомой премьера, сказал Ллойду Джорджу, что “признание большевиков означало бы легализацию всех существующих на земле пороков”. Но и такая аргументация не убедила премьера-министра, он думал о новом европейском раскладе сил и не желал стать жертвой иррациональных предубеждений.