Уинстон Черчилль

Наблюдая за активностью Черчилля, невольно задаешься вопросом: как он успевал писать столько статей, речей, книг, эссе, писем, меморандумов и прочих документов, находя время на политику, журналистику, перестройку поместья, путешествия, выступления и живопись? Ответ на этот вопрос лежит одновременно в нескольких плоскостях. Свою лепту вносили как личные качества — быстрота интеллекта, трудоголизм, энергичность, непоседливость, так и правильная организация труда и отдыха. Главным элементом написания текстов была диктовка, Черчилль диктовал медленно, сначала бормоча себе предложение под нос, и только найдя нужную конструкцию, озвучивал ее вслух. После диктовки он работал с печатным текстом, что-то удаляя, что-то переписывая, а иногда и диктуя новые куски. Как правило, рукопись редактировалась по пять-шесть раз, пока автор не оставался доволен качеством текста. Сделав ставку на диктовку, Черчилль стал очень зависим от секретарей — Вайолет Пирман (1896–1941), Грейс Хэмблин (1908–2002) и Кэтлин Хилл (1900–1992). По словам Хэмблин, Черчилль был «трудным руководителем»: «постоянно подгонял нас и редко хвалил». «Он полностью посвящал себя работе и сам очень упорно работал, поэтому от других ожидал аналогичного отношения», — вспоминала секретарь[229]

. Учитывая напряженный график и перманентный характер работы, они не работали на него, а фактически служили ему, не имея ни времени, ни сил на личные дела и семейную жизнь.

Вынужденно оставив в 1930-е годы активную политическую жизнь и переехав в Чартвелл, Черчилль установил для себя следующий распорядок дня: просыпался он обычно в 7–8 часов утра, выпивал бокал апельсинового сока, просматривал почту и диктовал письма. После работы с корреспонденцией обстоятельно изучал свежую прессу, начиная всегда с The Times

и Daily Telegraph.

«Разумеется, нельзя верить всему, что читаешь в газетах», — признавался он, отмечая при этом, что «узнавал из газет гораздо больше, чем из официального навоза». Затем следовал завтрак, который проходил в одиночестве, в спальной. «Два или три раза мы пробовали с моей супругой позавтракать вместе, но из этого ничего не получилось, — объяснял он. — Завтрак следует принимать одному в постели. Не думаю, что наша семейная жизнь была бы настолько же счастливой, если бы мы завтракали вместе». После завтрака Черчилль работал с рукописями и помощниками, давая указания, какой материал следует дополнительно собрать, какие факты проверить и на какие вопросы найти ответы. На ланч политик присоединялся ко всем, обычно спускаясь к столу последним. Промежуток времени между ланчем и обедом, как правило, не наполнялся работой. Черчилль беседовал с гостями, показывая им последние изменения на территории поместья, занимался живописью или кирпичной кладкой, а также обязательно уделял время сиесте, чтобы запастись силами для второй половины дня. В 7 часов вечера он принимал ванну и готовился к обеду, который начинался в 8.30. Черчилль любил хорошо поесть и даже в старости сохранял завидный аппетит. Бо

льшую часть кулинарных чудес для него творила Джорджина Ландемер (1882–1978), которая многому научилась у своего супруга — французского шеф-повара, работавшего в отеле Ritz Поля Ландемера (1857–1932), и позиционировала свои блюда как совмещение «французского опыта с фешенебельным стилем кулинарии английского загородного дома». Ее рецепты отличали изящество и простота, последнее особенно импонировало Черчиллю, не любившему в еде вычурность. После обеда политик удалялся с секретарями и помощниками в кабинет, где и начиналась основная работа, продолжавшаяся до трех, а иногда и четырех часов ночи (или утра)[230].