Уинстон Черчилль

Следующий, 1937 год стал одним из самых спокойных в Европе в предвоенное пятилетие и одним из самых тяжелых в карьере Черчилля. Его выступления перестали слушать, его влияние на внутреннюю и внешнюю политику упало до пугающего минимума. Какое-то время он настолько отчаялся, что даже хотел махнуть рукой на свои выступления. «Сегодня неофициальные лица почти не имеют влияния, — жаловался он в начале января. — Несчастный одиночка просто выбьется из сил, даже не успев создать ряби в потоке общественного мнения». Надир Черчилля совпал с зенитом премьер-министра. «Просто удивительно, насколько укрепляется позиция Болдуина всякий раз, когда он лишает нашу страну кого-то и чего-то важного», — заметил повергнутый политик в беседе с герцогом Вестминстерским. Самое время было использовать накопленный капитал для претворения в жизнь своих замыслов. Но честолюбие Болдуина, как и его расчетливость лежали в другой плоскости. Он относился к малочисленному клубу политиков, которые знали, когда нужно уходить, и покидали свой влиятельный пост на пике могущества. В мае 1937 года после коронации Георга VI он сложил с себя полномочия, передав сначала кресло премьер-министра, а затем лидерство в партии Невиллу Чемберлену[272]

.

Черчилля связывали с семьей нового главы правительства многолетние отношения. Больше тридцати лет назад он мерился силами с его отцом, затем много лет активно сотрудничал с его сводным братом Остином, безвременную кончину которого в марте 1937 года сравнивал с уходом своего близкого друга Ф. Э. Смита — «ничто не сможет смягчить одиночество и заполнить пустоту», «порвалась едва ли не единственная связь со старыми великими временами»[273]

. Был у Черчилля и непосредственный опыт совместной работы с самим Невиллом — в правительстве Болдуина в 1924–1929 годах. Наш герой положительно отнесся к кадровым переменам, надеясь, что теперь-то ему, наконец, найдут достойное применение и введут в состав правительства. Он даже отложил запланированный отпуск, рассчитывая на скорое назначение.

Черчилль ошибся. В какой-то степени его перспективы вернуться стали при новом премьер-министре еще более эфемерными, чем при Болдуине. Трудно было найти более непохожих по темпераменту и стилю принятия решений людей, чем два «Ч». В то время как Черчилль отличался велеречивостью, порой давая увлечь себя красноречию, масштабностью, напором, широтой мышления и харизмой, прекрасно чувствуя себя в критических ситуациях, Чемберлен, наоборот, отдавал предпочтение доводам холодного разума, подходя к государственному управлению как к деловому предприятию. В нем слишком сильны были инстинкт бизнесмена и стремление к компромиссам, а также уверенность в том, что он способен договориться со всеми потенциальными противниками — Германией, Италией и Японией. Также он делал ставку не на международные институты и механизмы коллективной безопасности, а на формат двухсторонних отношений.