Уинстон Черчилль

Джеффриса и Хобарта объединяло не только их необычное поведение, но и неординарные достижения, носящие инновационный характер. Черчилль также питал любовь к различным новинкам, уделяя внимание последним веяниям в научной сфере. Заявляя, что Вторая мировая является «войной научных достижений, войной, которую невозможно выиграть без нового вида оружия»[335], он всегда был на стороне способных предложить решение и возможность. Когда в разгар Битвы за Британию разразился скандал между корифеем Генри Тизардом (1885–1959)

[336] и молодым ученым Реджинальдом Виктором Джонсом (1911–1997), полагавшим, что люфтваффе используют для наводки самолетов радиолучи, он поддержал Джонса, дав ему возможность подтвердить свою гипотезу и генерацией ложных лучей уводить самолеты противника подальше от населенных пунктов. Черчилль также принимал участие в поиске средств сокращения потерь британских бомбардировщиков. Для глушения радаров противника он предложил разбрасывать с воздуха полоски станиоля или другого проводника. В дальнейшем его идея стала известна в научных кругах под кодовым названием «Окно» (Window

) и нашла активное применение, причем по обе стороны Северного моря. Свой вклад Черчилль внес и в открытие Второго фронта. Понимая, что одна из трудностей проведения десантной операции состоит в выгрузке техники, людей, боеприпасов и продовольствия на неприспособленное для этого побережье, он предложил сконструировать искусственные береговые сооружения, известные впоследствии как «Багровая гавань» (Mulberry Harbour). Впервые концепция искусственных молов появилась у британского политика еще во времена Первой мировой войны. Когда же спустя четверть века пришло время воплощать ее в жизнь, он озвучил еще две идеи, которые, как потом показали исследования, оказались решающими в проектировании: гавань должна иметь сборную конструкцию для посекционной транспортировки, а также быть отделена от открытого моря искусственными волнорезами. Адекватность последней идеи он лично проверял в присутствии высшего комсостава в наполненной водой ванне, создавая рукой волны и наблюдая насколько эффективно миниатюрный макет волнореза борется с ними. Были у Черчилля и другие идеи, которым из-за своей эксцентричности и ненадобности повезло меньше. Например, траншеекопатель на гусеничном ходу «Культиватор № 6». Находясь под впечатлением огромных потерь от окопной войны в годы Первой мировой, Черчилль предложил в начале нового военного конфликта соорудить машину, способную рыть траншеи к линии обороны противника. Блицкриг немцев в мае — июне 1940 года сделал эту машину бесполезной. Но под влиянием несгибаемой воли британского премьера на свет все-таки появилось несколько моделей, один внешний вид которых был способен если не уничтожить, то напугать противника. Созданный для рытья траншеи глубиной 1,5 метра и шириной 2 метра «Культиватор» весил 130 тонн и имел длину почти 24 метра. Из других оригинальных изобретений Черчилль активно поддерживал проект Луиса Маунтбэттена (1900–1979) «Аввакум» (

Habakkuk) — корабль из деревянного остова, заполненного блоками из пайкерита[337]

. В Канаде даже было построено одно судно длиной 18 метров. Подобные сооружения планировалось использовать в качестве бензозаправщиков ВВС, но, учитывая, что лед все-таки тает, они так и не нашли применения.

Понимание важности разведданных, любовь к научным новинкам, а также посильная поддержка неординарных личностей были частью мозаики, которые определяли любовь Черчилля к нетривиальным и неожиданным решениям. Наиболее ярко эта особенность проявлялась в планировании операций, составив основу концепции «стратегического оппортунизма». При этом под «оппортунизмом» понималось не привычное преобладание частных интересов над общими целями, а активное использование возможностей (на латыни — opportunus). Еще в декабре 1939 года, возглавляя Адмиралтейство, Черчилль указывал, что «наша основная стратегия должна формироваться обстоятельствами». В мемуарах он развил эти выводы, признавая, что в отличие от американцев «мы не согласны, что логика и четкие принципы являются единственным способом принятия решений в быстро меняющихся и не поддающихся описанию ситуациях». По его словам, «британцы придают большое значение оппортунизму и импровизации», вдохновляясь не «фундаментальными решениями», а «разворачивающимися событиями». В черновиках также содержалось следующее показательное признание, не вошедшее в окончательную редакцию: «Я не могу согласиться с тем, что оппортунизм является пороком»[338].