Уинстон Черчилль

Не дожидаясь подведения итогов голосования, Черчилль принял участие в Потсдамской конференции, но решение насущных международных проблем не могло полностью отвлечь его от мыслей о выборах, которые «парили над ним, словно стервятники неизвестности». 25 июля Черчилль вернулся в Лондон. Утром 26-го, в день объявления результатов, он проснулся от «острой, почти физической боли». Мысль о поражении «охватила все существо». Усилием воли он отринул тревожные думы и вновь предался опьяняющей неге сна[411]

. Когда он вновь открыл глаза, пробило 9.00. Привычно поработав некоторое время в постели, он отправился принимать ванну. В этот момент ему сообщили о первых результатах — уверенную победу одерживали… лейбористы! Черчилль наспех оделся и направился в оперативный штаб, где и провел большую часть дня. В округе Вудфорд[412]

он одержал уверенную победу, набрав 27 688 голосов против 10 488 у своего оппонента. В остальном тори ждало сокрушительное поражение. Из 585 мест в парламенте, полученных на выборах в 1935 году, им удалось сохранить лишь 213, в то время как лейбористы обеспечили себе 393 мандата с абсолютным большинством в 146 парламентских голосов. В этом унизительном и неожиданном поражении обидно было все: и то, что подобное фиаско, которое тори не знали на протяжении последних сорока лет, пришлось на период руководства партией Черчилля, и то, что народ забрал премьерство из рук политика, который привел страну к победе, и то что его отставка произошла так не вовремя в разгар международной конференции на глазах у Сталина и Трумэна.

Черчилль был обескуражен, потрясен и раздавлен. Формально у него еще оставалось несколько дней на передачу власти. Он мог даже при особой изворотливости продлить пребывание у кормила власти, дождаться капитуляции Японии и завершения войны. Но он не стал цепляться за власть, подав в отставку в тот же день 26 июля. Король предложил ему высшую награду Королевства — Благороднейший орден Подвязки. Отказываться в подобных случаях было не принято, чтобы не ставить августейшую особу в неловкое положение. Но Черчилль отказался, объяснив, что «не может принять из рук короля орден Подвязки, в то время как народ дал ему орден Отвязки». На следующий день Черчилль провел последнее заседание кабинета. В конце он попросил Идена задержаться. «Тридцать лет моей жизни связаны с этими помещениями, — произнес он. — Я больше никогда не буду заседать в них. Вы будете, но не я». Иден попытался утешить своего старого коллегу, хотя сам в этот момент переживал не лучшие времена. За несколько дней до подсчета голосов он узнал, что его любимый старший сын Саймон (род. 1924), лейтенант ВВС, пропавший без вести во время одного из боевых вылетов, признан погибшим[413]

.

После выборов Черчилль оказался на улице не только в переносном, но и в прямом смысле слова: Чартвелл все годы войны был закрыт и не мог принять хозяина, а приобретенный недавно в Лондоне дом 28 на Гайд-парк-гейт находился до октября на ремонте. Покинув Даунинг-стрит, Черчилль с супругой переехали сначала в отель, затем остановились у зятя, супруга старшей дочери Дианы, Дункана Сэндиса (1908–1987). Понимая, что у него нет средств на восстановление поместья, Черчилль выставил Чартвелл на продажу. На этот раз сделка была завершена, правда, необычным образом. Черчилль получил за продажу поместья фонду National Trust

внушительную сумму в 43 тыс. фунтов, а также за символическую плату в 350 фунтов в год — право пожизненного проживания в Чартвелле. Столь выгодные условия сделки стали возможны благодаря щедрости семнадцати состоятельных поклонников, пожертвовавших фонду 95 тыс. фунтов. После кончины политика National Trust обязался превратить Чартвелл в музей, что и было сделано. Не страдающий излишней скромностью, Черчилль использовал полученные за продажу поместья средства для расширения угодий. Он купил три соседних фермерских хозяйства общей площадью почти 500 акров и увлекся новым хобби — животноводством.