Черчилль действительно не посвящал британское руководство в детали предстоящего выступления, но общий посыл Эттли знал и одобрял. «Я уверен, ваша речь в Фултоне будет полезна», — сказал он в феврале после того, как автор рассказал ему основные тезисы и выводы. Более того, в условиях ограничений международных перелетов в 1945–1946 годах, без согласия Эттли Черчилль не то, что выступить, но не смог бы даже взлететь с британского аэродрома в направлении США. Поддержка на государственном уровне также была оказана экс-премьеру принимающей стороной. Причем по высшему разряду. Во время пребывания Черчилля в США, которое продлилось два с половиной месяца, Трумэн предоставил для путешествия по стране последнюю марку «кадиллака» с персональным шофером, устроил вечеринку на своей яхте, а для доставки и отправки корреспонденции экс-премьера использовал личного пилота. Когда же Черчилль направился на Кубу, в его распоряжение был выделен борт номер один. Президент даже готов был предоставить самолет из состава ВВС США для путешествия почетного гостя в Тринидад и Бразилию, если бы эти вояжи не отменились из-за проблем британца со здоровьем. Когда по своей привычке Черчилль в последний момент изменил планы и отправился из Вашингтона в Фултон не на самолете, а на поезде, Трумэн пересмотрел свое рабочее расписание и выделил два дополнительных дня на возвращение из Миссури. Во время совместной поездки в Фултон Черчилль показал президенту последнюю редакцию текста выступления, а до этого они предметно обсуждали предстоящее действо 10 февраля в течение полутора часов. Президент нашел речь «восхитительной», заметив, что «хотя она и наделает много шума, результаты будут положительными»[424]
.Подобные знаки внимания объяснялись не только пиететом перед личностью военного премьера. Американское руководство вело свою игру, в которой британскому политику отводилась важная роль. В США еще во второй половине 1945 года были разработаны стратегические документы, в которых Советский Союз признавался основной угрозой и обосновывалось применение против него атомного оружия. Также был разработан первый план ведения ядерной войны с указанием 17 советских городов и объектов Транссибирской магистрали, по которым атомный удар должен быть нанесен в первую очередь[425]
. От военных не отставали и дипломаты. 15 февраля 1946 года госсекретарь Джеймс Бирнс (1882–1972) обвинил Москву в нарушении Потсдамских договоренностей относительно распространения деятельности Контрольного совета союзников на Болгарию, Румынию и Венгрию. Через неделю глава Госдепа предложил оказать помощь правительству Ирана в переговорах с СССР относительно северных территорий. 22 февраля 1946 года из посольства США в Москве советник Джордж Кеннан (1904–2005) отправил знаменитую «длинную телеграмму» объемом 8 тыс. слов, в которой доказывал невозможность сотрудничества с СССР и обосновывал политику сдерживания. 5 марта — в день выступления Черчилля в Фултоне — Бирнс дал указание Кеннану запросить у советского правительства (согласно Ялтинским договоренностям) копии всех договоров с восточно-европейскими странами, а также направил протест Молотову в связи с экономическими требованиями СССР к Китаю. Одновременно было обнародовано заявление, что полномочия командующего оккупационными войсками союзников в Японии генерала армии Дугласа Макартура (1880–1964) распространяются на все территории размещения японских войск, в том числе и на находящуюся под контролем СССР Маньчжурию. И наконец, все в тот же день — 5 марта — Бирнс направил в Москву протест относительно иранской проблемы с требованием незамедлительного вывода советских войск с северных территорий согласно англо-советскому соглашению[426].