Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Каждый из отмеченных Черчиллем исполинов оставил свой след в прошлом. Железный герцог добился триумфа в Ватерлоо; Питт вошел в историю, как «величайший англичанин столетия с 1689 до 1789 года»; гений Генриха II отметился нововведениями на законодательной ниве, включая внедрение системы присяжных, — «названия его сражений улетели с пылью, но английское общее право навсегда останется связанными с его именем»; Яков I, «величайшим достижением» которого стал импульс, данный им для перевода Библии на английский язык, гарантировал себе место в пантеоне великих не своим трудом и интеллектом, а постановкой крупномасштабной задачи[347]

. Черчилль придерживается стойкого убеждения, что без великих личностей не было бы и великих свершений. Хотя, как уже отмечалось ранее, не все из достигнутых вершин удалось удержать после того, как неумолимое время скосило отличившихся титанов. Так, например, стало с «великим Веллингтоном, дело которого развалилось в руках заурядных людей»[348]

. Для Черчилля подобные наблюдения являлись дополнительным доказательством, что выдающиеся достижения являются результатом деятельности выдающихся личностей, что они не могут появиться без их импульса и порой не могут существовать без их присутствия.

Но у «доктрины индивидуализма» есть и темная сторона. Для того чтобы изменить ход истории, не всегда надо быть великим и добиваться своего лишь благородными средствами. Порой достаточно одного преступного действа, чтобы перевести состав на другой путь. Если бы Черчилль продвинулся в своих исторических изысканиях чуть дальше и коснулся первой четверти XX столетия, он наверняка вспомнил бы трагический выстрел в Сараево Гаврило Принципа (1894–1918), не просто отправившего на тот свет наследника австро-венгерского престола, а подтолкнувшего всю Европу к хаосу мировой войны. Черчилль упоминает другой выстрел, который произошел в театре Форда 14 апреля 1865 года и прервал жизнь президента Линкольна. «Пуля наемного убийцы причинила Соединенным Штатам больше вреда, чем все пушки конфедератов», — считает британский автор. По его мнению, кончина Линкольна лишила Союз «направляющей длани — единственная, которая могла решить проблемы реконструкции и дополнить триумф армий теми непреходящими победами, что одерживаются над сердцами людей»[349]

.

Когда на одной личности фокусируются основные надежды и достижения, стоит ли удивляться, насколько хрупкой становится такая конструкция и сколь многое начинает зависеть от тривиальности и случая. «На какой же тонкой нити подвешены порой величайшие из дел», — прокомментирует Черчилль эту особенность[350]

.

Приведенное высказывание относится к 1940 году. В своем произведении Черчилль возвращается к этой мысли при описании Гражданской войны в США на примере сражения при Чансе-лорсвилле, 1863 год. Второго мая 18-й северокаролинский полк по ошибке открыл огонь по отряду своего командующего генерала Джексона. Три пули пробили левое предплечье и плечо генерала. Когда его доставили в госпиталь, он потерял слишком много крови и уже не мог связанно говорить. Тем же залпом насмерть был убит штабной офицер Джексона, который должен был продолжить реализацию его плана. Командование принял Эмброуз Пауэлл Хилл (1825–1865), получивший вскоре ранение осколком и сдавший командование Роберту Эмметту Родсу (1829–1864). Хилл остановил наступление, и фланговая атака Джексона, которая должна была изменить ход сражения, сорвалась. «Никто не знал планов Джексона, — объясняет Черчилль, — а сам он уже лежал без сознания. Вот такие мелочи способны менять ход событий в мире»[351]. На восьмые сутки после ранения Джексон скончается. Вошедший в историю, как Джексон Каменная Стена, он был одним из самых талантливых военачальников Юга и самым близким сподвижником генерала Ли. Последний считал гибель своего товарища одной из основных причин поражения конфедератов в Гражданской войне.

Но и без столь драматических событий теория превосходства индивидуального перед массовым имеет узкие места. Кто как не Черчилль понимал, что, несмотря на все достижения, успехи и свершения, которые яркой вереницей тянутся за той или иной персоналией, привлекая внимание современников и историков, сами творцы истории не могут похвастаться владением ситуации. Да и ситуации бывают разными, и порой события, вызывающие пересуды, противостояния и потери сегодня, в ближайшем будущем не привлекают к себе внимания и не оказывают особых последствий. «Долгая и запутанная борьба за лидерство была важна для тех, кто жил в тот период, но почти не повлияла на последующий ход истории», — отмечает Черчилль эту особенность на примере междоусобицы англосаксонских королей[352].