Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Но его предложения не встретили поддержки. В ответном послании продюсер спокойно сообщил, что мистер Корда надеется на помощь за «номинальное вознаграждение» в размере двухсот пятидесяти фунтов[1521]. Нетрудно догадаться о реакции политика, однако, судя по предпринятой им в дальнейшем активности в отношении доработки сценария, он быстро умерил свои амбиции. Первые предложения были направлены уже 3 ноября. В основном они касались выводов из общения Черчилля с графом Эдвардом Уинтертоном (1883–1962), который «находился рядом с Лоуренсом в некоторых наиболее важных эпизодах»[1522].

Уинтертон считал, что предложенный фильм во многом «фальсифицирует историю», что «к сожалению, можно сказать про любую картину на исторический сюжет». Но на один момент он обратил отдельное внимание, сочтя необходимым внесение изменений. Уинтертона возмутило, что в начале фильма окружение Лоуренса представлено «абсолютными дураками». Лоуренс был не единственным «автором идеи арабской кампании». Считать так — «совершенный нонсенс», опровергнутый множеством официальных и неофициальных ИСТОЧНИКОВ[1523].

Сообщая Каннингхэму о мнении Уинтертона, Черчилль, хотя и признавал, что некоторые выдержки являются «утомительными», не видел причин, «почему хорошее повествование не может быть построено на правде». Исходя из этого, комментарии Уинтертона представлялись ему «очень ценными»[1524], и их следовало учесть.

Что же касается замечаний самого Черчилля, то тут большая часть касалась стилистических правок, добавления специфичной терминологии, а также уточнения географических названий. Были предложения и о более эффектном использовании пиротехники. Например, при взрыве состава поезда в одной из сцен Черчилль предлагал для лучшей передачи напряженной атмосферы уничтожения самого состава и разрушения коммуникационной линии армии взорвать каждый вагон по-особому, а при монтаже чередовать различные планы. Также Черчилль просил добавить еще больше бесконечной пустыни и палящего солнца: эти детали он называл «самыми сильными впечатлениями после прочтения „Семи столпов мудрости“». Не исключено, что определенную роль здесь сыграл и его собственный опыт Суданской кампании 1898 года[1525]

.

Поль Элкон считает, что если бы все замечания Черчилля были учтены, то фильм в рамках проекта Корды мог бы получиться интересным[1526]. Но замечания будут приняты не все. Правда, это было еще не самой серьезной проблемой. Вскоре проект приостановят на неопределенное время. В 1940-е годы Корда вернется к идее создания фильма, пригласив на главную роль Лоуренса Оливье. Однако и этой попытке не суждено было воплотиться в жизнь. Фильм, снятый уже Дэвидом Лином (1908–1991), выйдет на экраны только в 1962 году и произведет фурор в киноискусстве. Картина с Питером О’Тулом (1932–2012), Омаром Шарифом (1932–2015), Алеком Гиннессом (1914–2000) и Энтони Куинном (1915–2001) была удостоена семи премий «Оскар», четырех — «Золотой глобус» и четырех — BAFTA.

Работа над фильмом была не единственным начинанием, связанным с именем друга. Спустя неделю после гибели полковника в News of the World вышла статья Черчилля «Имя Лоуренса Аравийского будет жить!», начинавшаяся заманчивой фразой от редакции: «Никто не знал и не понимал Лоуренса Аравийского лучше, чем достопочтенный Уинстон С. Черчилль»[1527]. Еще через два месяца в одном из июльских номеров Daily Mail

была опубликована рецензия политика на первое посмертное издание «Семи столпов мудрости». В октябре 1936 года Черчилль выступил на церемонии открытия мемориальной доски Лоуренса Аравийского в Оксфордской высшей школе. Текст этого выступления был издан в декабрьском номере English Race. Материал, который вошел в сборник «Великие современники», стал переработкой упомянутых трех источников. Когда в 1954 году обращение в Оксфорде было переиздано, Черчилль еще раз перечитал его и пришел к выводу, что не хочет менять в нем ни слова[1528].

Возвращаясь к «Великим современникам». Наряду с дружбой в книге поднимается еще один важный для понимания мировоззрения Черчилля пласт — его отношение с интеллигенцией. Строго говоря, очерк о Лоуренсе Аравийском также относится к этой теме, но наиболее полно отношение автора с представителями творческих профессий представлено в другом эссе — про Джорджа Бернарда Шоу.