Украденная душа

Старушка вспомнила свои сны, и взгляд её стал туманным, как зимнее утро в долине. Видения про тропы предков оказались правдивыми. Они предупреждали, но Омма истолковала их неверно. Духи говорили с ней о Таре. Это к нему они взывали. Ему предрекали нелёгкий путь.

– Да. Только я смогу это сделать. Так мне подсказывает сердце.

– Ох, не знаю, Тари, не знаю…

Омму терзали сомнения, но, взглянув на внука, она вдруг заметила, как сильно он возмужал: пред нею предстал молодой мужчина, преисполненный решимостью и гневом.

– Ладно, дорогой мой, если ты уверен в своём решении, я не стану спорить. – Старушка медленно поднялась с кресла и спросила: – Неужели сейчас уходишь?

Он кивнул.

– Что же… Тогда я помогу собраться.

Пока Тар искал в полутьме свой нож и ботинки, Омма бережно завернула и положила в его заплечный мешок две чесночные лепёшки, немного сухарей и изюма. Она даже нашла где-то старый запылившийся бурдюк, отмыла его и наполнила свежей водой.

У порога они обнялись. Тар поцеловал заботливые руки Оммы, ещё раз посмотрел в её тёмные глаза, а затем открыл дверь и шагнул в залитую звёздным сиянием ночь.

Спокойные воды Ошу напевали колыбельные деревьям, мирно дремавшим вдоль берегов. Сонливо шелестел камыш, и бледно светился тонкий серп луны. В окне Одинокой Хижины мерцал огонёк масляной лампы.

«Хорошо, что Докка не спит», – подумал Тар и ускорил шаг. Передвигал он ногами пока с трудом и постоянно спотыкался. Камни предательски грохотали в ночной тиши.

Смотритель насторожился и решил дать отпор незваному гостю. Когда юноша приблизился к хижине, Докка резко раскрыл дверь, занёс над головой гарпун и воинственно крикнул чёрной фигуре:

– А ну стой, коли жизнь дорога!

– Докка, это же я, Тар! Мы говорили у шатра Хакки, помнишь?

Смотритель схватил лампу и протянул руку вперёд. Из тьмы тут же вынырнуло лицо, молодое, красивое, но измученное.

– О, Тари, – воскликнул мужчина и опустил гарпун, – ну и напугал же ты меня, ага-ага! Заходи скорее. Не стоит говорить в темноте.

Внутри было душновато и пахло рыбой. Рядом с худой деревянной кроватью стояла пустая бочка, на которую Докка небрежно закинул порванную сеть. На стене висел багор и всякого рода рыбачьи снасти. Смотритель достал кресало, кремень и высек искру. В очаге разгорелось пламя, и Докка подвесил над ним небольшой котелок.

– Сейчас ухи поедим. Ты как, голодный?

– Очень, – признался Тар и сглотнул слюну.

Докка не торопился, предчувствуя, что разговор будет непростым. Он постелил на полу две козьи шкуры, поставил меж них деревянную дощечку, натёр ложки и стал ждать. Тар молча смотрел в огонь, собираясь с силами.

– Я сбежал из дома, – вдруг выпалил он, стиснув кулаки.

– Да уж я вижу, ага-ага… – буркнул в ответ Докка и помешал уху. – Тебе лодка нужна?

– Нужна, – согласился Тар.

– Значит, отправишься южнее по течению, в Сат’Ош? Там вроде как большие дома с башнями и настоящий морской порт.

– Нет, я пойду на север. Переправишь меня на тот берег?

– Неужто в Эльтрис собрался? – Докка недоверчиво покосился на гостя. – Гиблое место, дружок, колдовское… Туда даже эддские паломники не заходят. Зачем оно тебе?

Тар метнул на Докку яростный острый взгляд, но тут же отвёл его в сторону, сел на шкуру и обхватил колени руками.

– Ты же был на церемонии и сам всё видел. Олаи спасла меня. Теперь она медленно угасает, превращается в тень. Хозяйка облаков забрала её третью душу, а может, и вторую, и первую. А я целый и живой. Я вот… могу говорить и помню имена вещей. И всё это моя вина, Докка, понимаешь? Моя.

– Может, оно и так… – туманно ответил смотритель и поставил котёл на дощечку. – Мне, помнится, отец всё повторял, что лодочнику сначала ложка, а уж потом весло. Пожалуй, он был прав. Пора нам подкрепиться.

Тарелок у Докки не водилось, но это никого не смущало. Каждый думал о своём и по очереди зачерпывал горячую, наваристую уху прямо из чугунка.

Наевшись, Тар ощутил, как по телу разливается приятное живительное тепло. Ему стало легче и даже захотелось спать. Докка светился от счастья. Еда всегда приносила ему удовольствие и наделяла исключительным жизнелюбием. Но Докке, в общем-то, не многое требовалось, чтобы чувствовать себя счастливым: кров, еда и любимое дело. Вот и всё.

– Что же… Хороший получился ужин, полуночный, ага-ага! – Смотритель радостно хмыкнул и потянулся.

– Я благодарен тебе и клянусь однажды отплатить добром, если, конечно, смогу. Если мгла не поглотит меня.

Докка вдруг сделался серьёзным, и свет, озарявший его лицо, исчез, затаился где-то до поры до времени.

– Твоё обещание я принимаю, Тари, но думаю, что ты зря ушёл из дома.

– Нет, – отрезал юноша, – ты не понимаешь. Никто не понимает, потому что я молчал… Никогда виду не подавал и не рассказывал. Даже себе самому не признавался. Но это из-за меня. Потому что я завидовал ей…

– Кому завидовал?

– Олаи.

– Отчего же?