В настоящей работе украинцы фигурируют не как этнографически определяемая группа, а как сообщество, принадлежность к которому определялась индивидуальной идентификацией с украинской нацией11
. Когда речь идет не только о тех, кто считал себя украинцами, мы используем определения «русины» и «восточнославянское население». Понятия «украинцы» и «украинский» применительно ко всем русинам используются, в соответствии с подходом историка А.И. Миллера, только при изложении взглядов и планов деятелей украинского движения, мысливших этими категориями в их современном значении12.Первые попытки осмыслить роль украинского движения в Австро-Венгрии в минувшую войну предпринимались еще в 1920-х годах – журналисты и публицисты задавались вопросом, почему украинский национальный проект в 1918 году не был реализован. Некоторые авторы ставили это в вину всем соотечественникам – «в первую очередь лояльным гражданам Австрии, а уже после, и только в рамках этой лояльности, украинским патриотам»13
, – но большинство критиковало за избыточную лояльность только нерешительных политиков, которые, приветствуя революцию в российской Украине, не готовы были принять ее у себя14. В 1930-х годах появились первые фундированные работы по истории украинского движения в империи Габсбургов во время войны, написанные на основе доступных мемуаров, документов и прессы. Их авторы, А. Кузьма и О. Думин, также противопоставляли общественность, которая постепенно избавлялась от лояльности Вене, политикам с их «заядлой сервильностью»15.Оправдать себя и коллег пытался К. Левицкий, в период войны – ведущий украинский политический деятель Галиции. В своих трудах он доказывал, что именно благодаря политикам украинская национальная идеология во время войны «кристаллизировалась и крепла», а народные массы «стали нацией»16
. Польский историк Ю. Скшипек, в 1939 году издавший очерк «Украинцы в Австрии во время Великой войны и генезис переворота во Львове», придерживался схожего мнения: лидеры украинцев искренне стремились к единению с соплеменниками из России и лишь по тактическим соображениям не заявляли об этом активно17.Во второй половине XX века ученые – выходцы из Западной Украины, оказавшиеся в эмиграции, смягчили отношение к украинским политикам Австро-Венгрии. М. Стахив и П. Мирчук писали, что в годы войны те поддерживали Австро-Венгрию из безысходности, активно отстаивая права соплеменников, а к концу 1916 года и вовсе переориентировались на «доктрину борьбы собственными силами народа»18
.Советская историография стала уделять внимание истории Западной Украины после ее присоединения к УССР в 1939 году. Поначалу исследователи не разделяли украинское население Австро-Венгрии и политиков19
, но к концу 1940-х годов позиция изменилась. В «кратком курсе» истории Украины (1948) западноукраинские политики начала XX века противопоставлялись простому народу, который стремился воссоединиться с собратьями в России20. С тех пор к ним применялось укоренившееся в советском официальном лексиконе понятие «украинские буржуазные националисты». В 1950—1960-х годах этот подход закрепили работы В. Осечинского21 и И. Компанийца22, посвященные событиям 1914–1918 годов на Западной Украине. Авторы фокусировались именно на борьбе «народных масс», а не «буржуазно-националистических организаций и деятелей»23. Украинских политиков эти историки называли «преданными трубадурами» и «верными холопами» немецкого империализма и агентами австрийской разведки. Осечинский и Компаниец подчеркивали социальный, а не национальный характер противоречий в Галиции, указывая на сходство между политикой украинских и польских «буржуазных националистов» и противопоставляя их «трудовым массам» обеих национальностей24. Решение провозгласить независимую республику в октябре 1918 года историки объясняли желанием «буржуазных националистов» использовать «последствия освободительного движения» в своих интересах и задушить революционный подъем в регионе25.Вектор, заданный Осечинским и Компанийцем, до самой перестройки доминировал в советской историографии: украинские политики Австро-Венгрии показывались предателями национально-освободительного движения, которые до конца были верны Габсбургам и лишь в последний момент использовали ситуацию в своих интересах26
. Попытки пересмотреть картину жестко пресекались. Самый известный пример – случай с историком А. Карпенко. В 1958 году его статья «К вопросу о характере революционного движения в Восточной Галиции» была разгромлена на ученом совете Института общественных наук при ЦК КПСС. Главным предметом критики был тезис, что революция в ноябре 1918 года носила национально-демократический характер, а ЗУНР была плодом не «контрреволюционных действий украинской буржуазии», а «революционного движения народных масс». На научной карьере Карпенко это не поставило крест, но ему показательно преподали урок, который надлежало усвоить и другим историкам27.