Укрощение рыжего чудовища

Потом Варя без зазрения совести обрядилась в Любавину пижаму. И без малейших упрёков всё той же совести прижалось к горячей Колькиной спине. Он ей нужен сегодня. Как якорь. Как гарантия, что всё будет хорошо. Живи, Тихий, живи. Как хочешь, с кем хочешь, но только живи. Живи, потому что иначе всё теряет смысл. Жи-ви.

Выяснилось, что на нервной почве Звероящер захрапел. Но этот звук действовал на Варю странно умиротворяюще. И под негромкое посапывание брата она и сама заснула. Сны ее в ту ночь были беспокойными и тревожными.

Утром она первым делом схватила мобильник. Восемь тридцать. Наконец-то! Теперь можно звонить отцу. Он ответил сразу.

– Пап, привет. Как он?

– Здравствуй, дщерь моя. Он, это кто?

– Тихон.

– Тихон? Который Ти… А-а, этот…

– Да, этот! – Ну почему отец не отвечает сразу? Что-то наверняка случилось ночью!

– Живой. В реанимации. В сознании.

– А как он…

– Вареник, я у дверей кабинета главного! Вечером поговорим. – И короткие гудки.

Пару дней назад ей казалось, что самое страшное – увидеть любимого с другой. Теперь Варя чётко понимает, что самое страшное – не услышать этих слов: «живой», «в реанимации», «в сознании». Всё. Надо собраться. И работать.

Весь день, пока Варвара работала – преимущественно руками и на автомате, потому что ничего сложного или хотя бы необычного приём ей не подкинул, – в голове крутились мысли о вчерашнем дне. Варя пыталась осознать произошедшее. И пришла к парадоксальному выводу. Вчера всё связалось, сплелось в один клубок. Всё, что копилось и готовилось не один месяц: их противоречащие логике и здравому смыслу отношения с Тихоном, его измена, Люба и Коля, оказавшиеся в ненужное время в ненужном месте, а вот отец – в нужное и на нужном. И только он смог аккуратно развязать это страшный по последствиям – к счастью, не случившимся, а лишь обозначившимся – клубок. Могло зацепить всех – Колю, Любу, только вчера родившуюся Леночку, отца, мать, саму Варю. Всё слепилось в страшный ком. А началось ведь вполне невинно: она села к Тихону в машину. Оказывается, первый шаг к огромным и зачастую необратимым изменениям в своей жизни мы совершаем незаметно. Зачем она села к нему в машину? Почему не отшила? Надо было, пусть резко, грубо, но не позволить ему бесцеремонно влезть в свою жизнь и чуть ее не сломать. Чуть не искалечить жизнь близких Варе людей. Но теперь всё. Узел развязан. Клубок распутан. И можно начинать жизнь с чистого листа. И начинать забывать про Тихого. Это будет непросто, но она это сделает. Слишком он дорогое удовольствие для нее. Не по карману.

После работы она направилась к родителям. Дверь Варе открыла мама. Из столовой слышался громкий голос отца.

– С кем он там ругается? – спросила Варя, отвечая на материнский поцелуй.

– С телефоном, – усмехнулась Юлия Юрьевна. – У него же проверка в отделении. Как приехал – постоянно с кем-то по телефону ругается.

– Кусается?

– Уже почти нет. – Мать потрепала дочь по кудрям. – Иди, руки мой и проходи в столовую. Коля звонил, уже подъезжает.

В столовой отец коротко прижал ее к себе, пару слов еще рявкнул в трубку и сунул телефон в карман.

– Выключу к чёрту!

– Дельная мысль, – согласилась супруга.

Глеб Николаевич только вздохнул и переключил внимание на дочь.

– Ну, рассказывай, Варвара Глебовна.

– Что рассказывать? – как можно непринуждённее спросила Варя, устраиваясь за столом.

– Всё! Кто такой этот Тихон Тихий? Колька мне сегодня по телефону сказал, что он друг твой сердечный. Правда, нет? Что вас связывает? Откуда у него в плече пуля? За что ему Колька в рожу дал?

Варе захотелось спрятаться под стол. В своё время гадкую историю с Юрием ей удалось удержать в тайне. Сейчас не получится. Весь ее позор наружу. Варя вздохнула глубоко-глубоко. Мать удивлённо переводила взгляд с мужа на дочь, но пока молчала, разливая суп по тарелкам.

– Пап, ты сначала скажи, как он?

– Да всё в порядке, я же тебе еще утром сказал. Я к нему заглянул перед тем, как на планёрку идти – он дрых. Ну, а когда вернулся – тут и вовсе цирк начался…

– Проверка? – понимающе кивнула Варвара в попытке потянуть время.

– Если бы только она! Спасибо, Юленька, – кивнул Глеб Николаевич жене, которая поставила перед ним горячую тарелку. – Слушай, Юль, я же тебе еще не успел рассказать. Да и Варьке интересно будет. Я сегодня возвращаюсь с пятиминутки, открываю дверь в отделение, а мне навстречу идёт…

– Ну?! – не выдержала Юлия Юрьевна драматической паузы, которую Глеб Николаевич заполнил поглощением супа. – Кто? Министр здравоохранения?

– Если бы! – Самойлов отложил ложку. – Поп!

– Какой поп? – опешила Юлия Юрьевна.

– Вот такой! – Глеб Николаевич широко развёл руками, чуть не смахнув со стола корзинку с ржаным хлебом. – Вот такие плечи! Ростом выше меня. Борода – во! – Он пристроил себе ладонь посередине груди. – Голос как труба. Настоящий батюшка в рясе с крестом!

– Глеб… – недоуменно подняла бровь супруга. – Ты же не привечаешь служителей культа в своём отделении. Кого ты там недавно гонял? Свидетелей Иеговы?