Улитка

Время шло, а я словно зависла в воздухе. Если начинаешь чувствовать, что «вчерасегоднязавтра» стало одним словом на выдохе, срочно меняй прическу, одежду и место дислокации!

Однажды вечером я сообщила Джудит:

– Извини, я больше не пойду. Как бы мне ни хотелось чувствовать себя в доску своей среди твоих приятелей, я там чужая. Мы сделаны из разного теста. И самое неприятное то, что я по привычке продолжаю видеть во многих из них мужчин, с которыми могла бы иметь отношения, а они видят во мне всего лишь пустое место. Занимаясь самообманом, я еще больше загоняю себя в угол. Из недосягаемых высот мне хватит и тебя.

ГЛАВА 8

В день нашего Великого Примирения я лихорадочно отсчитывала минуты до выхода в клуб, моля Бога, чтобы собралось как можно больше знакомых лиц. В таком случае у Джудит не хватит смелости ссориться со мной на людях. Если честно, я даже не знала, чего ждать от этой встречи, но, судорожно цепляясь за появившуюся надежду, стоически гнала от себя страх плохой развязки. Наряжалась долго, словно невеста на свадьбу, с каким-то особым наслаждением вслушиваясь в трепетание сердца. При мысли о мгновении, когда Джу, улыбнувшись, обнимет за плечи, оно окрылено неслось прочь.

В одиннадцать часов вечера в полуобморочном состоянии от переживаний я открыла массивную железную дверь, за которой проходила довольно большая часть жизни друга. Один из трех толстяков-охранников, нацепив мне на запястье бумажный браслет, равнодушно бросил:

– Привет.

Даже губами не пошевелила в ответ! Терпеть не могла этих козлов, глядящих на тебя с туповатой заносчивостью, словно говоря: «Что ты здесь забыла, потеряшка?»

Внутри я решительно набрала знакомый до боли номер. Гудок, второй, третий, а после сброс. На душе заскребли кошки – вдруг передумал?! Но выбор сделан, идти на попятную поздно, да и не выдержать мне больше неизвестности. Будь что будет!

Спустившись в подвал, я села за столик к Морису и Кэтрин, отчаянно пытаясь скрыть смятение за меланхоличной улыбкой. Закурила, сама не замечая, как пальцы нервно барабанят по столу. Джудит не появлялся. Что дальше-то?! Около получаса я провела в томительном ожидании, чувствуя себя круглой дурой. И когда приятели, сконфуженно устремили свои взгляды в одном направлении, я, поглощенная мыслями, не сразу сообразила, что произошло.

На полутемном танцполе, где в мигании стробоскопа фигуры принимают причудливые формы, трудно сразу распознать реальную картину. Но если беда решила поймать тебя в свои сети, пиши пропало – увидишь все!

В углу, напротив столика, за которым собралась вся наша честная братия, то погружаясь во мрак, то снова выныривая из него, как серфингист на волне, в объятиях молодого незнакомца повис Джудит. Красавец брюнет в дымчатом пуловере гладил шею, знакомую до спазмов в животе, так спокойно и уверенно, словно каждая родинка, венка, впадинка принадлежали ему тысячу веков подряд – бесстыжему вору, шепотом проникающему в родные уши! Шум музыки, толкотня – все им нипочем! А впрочем, чего еще от этого места ожидать, как не поцелуев, страстных и жадных, ртов, впивающихся друг в друга, словно звери в схватке. Разве не извивались здесь ужами крепкие тела в требовательных руках любовников, разве не выгибались и не обмякали, как выжатые кухонные губки, хрупкие утонченные мальчики?! Томились, плавились, изнемогали… Мне ли этого не знать?! Да только среди них ни разу не появлялся Джудит. Все это действо не касалось нас…

И вот теперь я заворожено наблюдала картину, раздирающую мое сознание в клочья, столь удивительную, что в голове даже промелькнуло: «Красивые парни любят красивых парней». Никогда прежде мне не доводилось видеть Джу, охваченного страстным желанием, сталкиваться с его чувственным миром так близко. Я смотрела и не узнавала его! Смотрела и ненавидела за так постыдно трепещущие ресницы, за растрепанные волосы, за лицо, раскрасневшееся от удовольствия. А в приспущенные брюки, которые еще вчера висели на веревке в ванной, похотливо запустил лапу то ли утопающий, то ли спасатель. Как же прекрасен и как же до омерзения порочен был Джудит в этот миг!

Они с брюнетом то и дело менялись ролями, словно двигались в странном, им одним известном танце. Такова мужская любовь. Каждый в любой момент может стать женщиной.

Вцепившись в край стола, не в состоянии оторваться от уничтожающей меня картины, охваченная ревностью и жгучей болью, я запылала так, будто меня приложили к раскаленной сковородке.

И вдруг помутневший от удовольствия взгляд друга, оторвавшись от любовника, устремился в мою сторону. Дерзкие глаза-кинжалы, горящие даже сквозь упавшую на них всклокоченную челку, яростно вонзились в меня, словно припечатав: «Вот моя жизнь, и не смей лезть в нее!» А потом он бесстыдно подмигнул мне, продолжая мять ягодицы незнакомца. Стало кристально ясно – все, что творится в этом удушливом смраде, лишь продолжение игры, в которой Джу никогда не позволит себя победить.

Спазм перехватил горло. У каждого унижения есть свой предел.