Улитка

Еще вчера я готова была умереть от всепоглощающей вины перед этим парнем, а сейчас, видя глумливую ухмылку, захотелось только одного: кусок за куском растворить его плоть в кислоте!

Наверное, мое лицо передавало столько разных эмоций: гнев, мольбу, отвращение, жажду, что на какой-то миг Джу замер. Но всего лишь на миг! Томагавк войны точился долго, разве можно теперь спасовать?

Судорожной болью, каплей пота на лбу, тошнотой и слезами унижения стал для меня последний вечер нашей войны. Я рванулась к выходу, выхватила куртку из рук гардеробщика и выбежала на улицу. Если бы сердце имело голос, в тот момент оно выло бы, как израненная собака!

И словно никогда до этого не было потерь, такой пылающей и нестерпимой стала зияющая дыра где-то меж ребер.

Я бежала по улицам, не разбирая дороги, куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от этого ужасного мира, бежала, даже не замечая колючие капли дождя. Сильный, холодный ветер, обдувая промокшую одежду, жег тело. Мне не было жаль себя, глупую дуру, возомнившую, будто стою бриллиантов этой жизни. У предательства множество оправданий и причин и только один нестерпимый враг – память.

Одиноко блуждая во тьме, мы мысленно целуем образы тех, кого наш отравленный любовью разум рисует яркими красками в черно-белой блокаде тусклых дней. Уповая на шум радара, что передаст однажды позывные, влюбленные безумцы верят: наступит миг – и огонь обретет свою чашу. Во имя этого огня, подобно безымянным пилигримам, бредут они не жалея ни ног, ни времени, не замечая золотого песка и грязных сточных канав, лишь внутренним зовом ведомые.

Стремление насытиться однажды и на века – великое надувательство!

Любовь хитра, нужны ей слез ручьи

Чтоб утолить от глаз грехи свои.

Этой ночью мне стало ясно: в мире существует только одна величина, имя которой – ложь. Не было ни капли смелости в моем героическом уходе от Роба, а идеализация мифической дружбы на поверку оказалась банальной потребностью заменить одного мужчину другим путем вранья самой себе!

«Подобно разменной монете, мой номинал не увеличится от количества державших рук. Я лишь сотрусь, потускнею, а потом выйду в тираж», – засела в голове мысль-игла, сделавшая совершенно бессмысленным каждый день, прожитый рядом с Джу. В кармане разрывался телефон, но в ответе звонящему уже не было смысла. От слова «хочу» до слова «могу» огромная пропасть. У игры, как и у жизни, всегда есть конец…

Вспомнилось, как однажды мы с Джу попали на запуск небесных фонариков в районе Пратер. Алые цилиндры из рисовой бумаги, трепеща на ветру, медленно поднимались в холодную темную бездну под песню «Когда уходит любовь, остается лишь блюз». Сердце заныло от необъяснимой тоски. Придет время, и мы так же уйдем в пустоту, одиноко, несмотря на рядом проплывающую вереницу миллионов догорающих душ.

ГЛАВА 9

Не помню, как добралась домой и сменила одежду. Помню только ножницы в своих руках, волосы, клочьями падающие на пол, да искаженное страхом лицо Джу, ворвавшегося в комнату.

– Не подходи, – истошно закричала я кинувшемуся ко мне парню.

– Хорошо, хорошо – только брось железо, – сдавленно прошептал тот.

Я рывком повернулась к зеркалу. Жажда изувечить себя, обезобразить до неузнаваемости проснулась с яростной силой. Отразившаяся в холоде стекла картина оказалась настолько несуразной, что слезы брызнули из глаз. Густая шевелюра, еще час назад собранная в красивый гладкий хвост, стала походить на облезший песцовый воротник старого пальто. Поправить это чудовищное безобразие не смог бы даже самый искусный парикмахер. Ножницы, выпав из обмякших пальцев, спикировали в пушистую перину каштанового цвета.

– Свята… – начал было Джудит, но осекся, встретившись с моим безжизненным взглядом.

Как подобрать слова, как облечь в форму то, что невозможно даже уложить в голове?!

– Твой поступок – не подлость. Это чистой воды садизм, – услышала я совершенно чужой хриплый голос, исходящий из моего горла. – Моя выходка была гадкой, но у нее хотя бы имелись мотивы, ты же поступил, как последняя тварь. Я не пыль, понимаешь, не пыль…

– Свята, – снова попытался заговорить Джу севшим голосом, но я ничего не хотела слышать.

Даже не заметила, как постепенно срываюсь на крик:

– Как же ты мог? Все эти дни я места себе не находила, а ты просто ждал удобного случая отыграться?!

Рот превратился в сухую обожженную пустыню. Безвольная слабость и нервный озноб полностью опустошили сознание. Больше всего на свете мне хотелось простить его, но как можно было это сделать после всего произошедшего? Ненависть к нему и презрение к себе жгли каленым железом. Боже, если ты есть – поверни все вспять!