Аркадий СТРУГАЦКИЙ, Борис СТРУГАЦКИЙ

УЛИТКА НА СКЛОНЕ – 1 (БЕСПОКОЙСТВО)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

С этой высоты лес был как пышная пятнистая пена, как огромная, на весь мир, рыхлая губка, как животное, которое затаилось когда-то в ожидании, а потом заснуло и поросло грубым мхом. Как бесформенная маска, скрывающая лицо, которое никто еще никогда не видел.

Леонид Андреевич сбросил шлепанцы и сел, свесив босые ноги в пропасть. Ему показалось, что пятки сразу стали влажными, словно он и в самом деле погрузил их в теплый лиловатый туман, скопившийся в тени под утесом. Он достал из кармана камешки и аккуратно разложил их возле себя, а потом выбрал самый маленький и тихонько бросил его вниз, в живое и молчаливое, в спящее, в равнодушное и глотающее навсегда, и белая искра погасла, и ничего не произошло – никакие глаза не приоткрылись, чтобы взглянуть на него. Тогда он бросил второй камешек.

– Так это вы гремели сегодня у меня под окнами, – сказал Турнен.

Леонид Андреевич скосил глаз и увидел ноги Турнена в мягких сандалиях.

– Доброе утро, Тойво, – сказал он. – Да, это был я. Очень твердый камень попался. Я вас разбудил?

Турнен придвинулся к обрыву, осторожно заглянул вниз и сейчас же отступил.

– Кошмар, – сказал он. – Как вы можете так сидеть?

– Как?

– Да вот так. Здесь два километра. – Турнен присел на корточки. – Даже дух захватило, – сказал он.

Леонид Андреевич нагнулся и посмотрел через раздвинутые колени.

– Не знаю, – сказал он. – Понимаете, Тойво, я человек вообще боязливый, но вот чего не боюсь, того не боюсь… Неужели я вас разбудил? По-моему, вы уже не спали, я даже немножко надеялся, что вы выйдете…

– А босиком почему? – спросил Турнен. – Так надо?

– Иначе нельзя. Я вчера уронил туда правую туфлю и решил, что впредь всегда буду сидеть босиком. – Он снова поглядел вниз. – Вон она лежит. Сейчас я в нее камушком…

Он бросил камушек и сел по-турецки.

– Да не шевелитесь вы, ради бога, – сказал Турнен нервно. – И лучше вообще отодвиньтесь. На вас смотреть страшно.

Леонид Андреевич послушно отодвинулся.

– Ровно в семь, – сообщил он, – под утесом выступает туман. А ровно в семь часов сорок минут туман исчезает. Я заметил по часам. Интересно, правда?

– Это не туман, – сказал Турнен сквозь зубы.

– Я знаю, – сказал Леонид Андреевич. – Вы скоро уезжаете?

– Нет, – сказал Турнен сквозь зубы. – Мы уезжаем не скоро. Мы уезжаем через два дня. Через – два – дня… – сказал он с расстановкой. – Повторить?

– Сегодня я спросил вас в первый раз, – кротко сказал Леонид Андреевич.

– И больше не спрашивайте, – сказал Турнен. – Хотя бы сегодня.

– Не буду, – сказал Леонид Андреевич.

Турнен посмотрел на него.

– Я надеюсь, вы не обиделись?

– Ну что вы, Тойво…

– А вы тоже не любите охоту?

– Терпеть я ее не могу.

Турнен опустил глаза.

– Что бы вы делали на моем месте? – спросил он.

– На вашем месте? Ну что бы я делал… Ходил бы за женой по лесу и носил бы ее… этот… ружье… и разные огнеприпасы.

– А вам не кажется, что это было бы глупо?

– Зато спокойно. Мне нравится, когда спокойно.

Турнен поджал губы и покачал головой.

– Она не выносит, когда я таскаюсь следом. Она раздражается, нервничает, все время промахивается. И егеря злятся… Так что я предпочитаю оставаться. В конце концов, можно представить себе, что это даже полезно… Здоровое волнение, этакое взбадривание…

– Действительно, – сказал Леонид Андреевич, – как это мне сразу не пришло в голову? Все эти наши страхи – просто нормальная функция застоявшегося воображения… Ведь что такое этот лес? А?

– Да, – сказал Турнен. – Что он, собственно, такое?

– Ну, тахорги… Ну, туман, который, правда, не туман… Смешно!

– Какие-то там блуждающие болота, – проговорил Турнен, усмехаясь.

– Насекомые! – сказал Леонид Андреевич и поднял палец. – Вот насекомые – это действительно неприятно.

– Ну, разве что насекомые…

– Да. Так что, я думаю, мы совершенно напрасно беспокоимся.

– Слушайте, Горбовский, – сказал Турнен, – почему-то, когда я разговариваю с вами, мне всегда кажется, что вы надо мною издеваетесь.

Леонид Андреевич поднял брови.

– Странно, – сказал он. – Честное слово, я действительно думаю, что мы с вами напрасно беспокоимся.

Они помолчали.

– Я беспокоюсь о своей жене, – сказал Турнен. – А вот о чем беспокоитесь вы, Горбовский?

– Я? Кто вам сказал, что я беспокоюсь?

– Вы все время говорите "мы с вами"…

– А-а… Ну, это просто… Вы только не подумайте, что я тоже беспокоюсь за вашу жену. Если бы вы видели, как она на двести шагов…

– Я видел, – сказал Турнен.

– И я тоже видел. Поэтому я нисколько за нее не беспокоюсь.

Он замолчал. Турнен подождал немного и спросил:

– Все?

– Что – все?

– Больше вы ничего мне не скажете?

– Н-ничего.

– Тогда пойдемте завтракать, – сказал Турнен, поднимаясь.

Леонид Андреевич тоже поднялся и запрыгал на одной ноге, натягивая шлепанец.

– Ох, – сказал Турнен. – Да отойдите же вы от края!

– Уже все, – сказал Леонид Андреевич, притопывая. – Сейчас отойду.