Улица Красных Зорь (сборник)

Юрий Дмитриевич поднял руку и вытер холодный пот со лба и висков. Сердце сильно колотилось и болело. Он взял себя за запястье и сосчитал пульс, глядя на часы. Было сто тридцать ударов в минуту вместо нормальных семидесяти. Юрий Дмитриевич сидел в небольшом палисаднике. Метрах в пяти, на травянистом газоне, из трубы плескал, тек ручеек воды. Возле ручейка суетились воробьи. Переулок был пуст, и Юрий Дмитриевич ждал минут десять, пока на посыпанной песком аллее появился мальчишка на детском двухколесном велосипеде. Юрий Дмитриевич вынул носовой платок, жестом подозвал мальчишку и неожиданно каким-то незнакомым хриплым басом сказал:

– Намочи… Принеси…

Мальчишка взял платок, поставил велосипед и хорошо намочил платок, так что текли струи. Юрий Дмитриевич схватил платок и плеснул себе в лицо. Мальчишка стоял, смотрел с любопытством и не уходил.

– А теперь иди, спасибо, – сказал Юрий Дмитриевич.

Едва мальчишка отъехал, Юрий Дмитриевич жадно припал к платку губами, начал сосать его. Стало легче, сердце уже стучало потише, а налетевший ветерок приятно освежал. Наконец Юрий Дмитриевич встал, сам подошел к трубе и напился до отвала. Затем он намочил платок и, вернувшись на скамью, приложил платок к затылку.

IV

Юрий Дмитриевич вынул из кармана скомканную повестку, прочел, вышел к трамвайной остановке и ехал минут пятнадцать по длинной горбатой улице. От припадка остались лишь легкая слабость в пояснице и металлический вкус во рту.

Отделение милиции помещалось в многоэтажном доме, перед которым был тоже палисадник. На скамейках сидело несколько богомольных старушек, Кондратий в монашеской рясе и Сидорыч в парусиновом картузе.

Юрий Дмитриевич сел поодаль, и тотчас к нему подошел широкоплечий загорелый мужчина в куртке необычного фасона с короткими рукавами.

– Простите, – сказал он. – Я смотрел список свидетелей. Вы преподаватель мединститута?

– Да, – сказал Юрий Дмитриевич.

– Рад познакомиться, – сказал мужчина и протянул руку. – Мастер спорта Хлыстов.

– Приятно, приятно, – пожимая руку, ответил Юрий Дмитриевич.

– Я также доцент, – сказал Хлыстов, – кафедры футбола… Выделен в качестве общественного бека… – Хлыстов улыбнулся. – Однако думаю превратиться в общественного форварда…

– Я не болельщик, – сказал Юрий Дмитриевич, – я не понимаю терминов…

– Очень жаль, – сказал Хлыстов, – ну, в общем, значит, я общественный защитник… Если только эти церковные крысы доведут дело до суда, этот суд будет не над Кешей, а над церковниками… Я со следователем говорил… В конце концов, парень выражал свой инстинктивный протест против векового мракобесия… Против аутодафе… Против, понимаешь, сожжения Галилея…

– Галилея не сожгли, – сказал Юрий Дмитриевич.

– Как же не сожгли, – возмутился Хлыстов, – если я сам фильм про это видал.

– Кеша ваш – сукин сын, – сказал Юрий Дмитриевич.

– Допустим, – сказал Хлыстов, – парень совершил проступок. Он взял на себя самолично функцию государства… То есть я имею в виду функции борьбы с религией… Мы его за это накажем, мы его дисквалифицируем на две игры… Выпил, возможно… Поспорил с ребятами… Он же на спор это сделал… Но церковники эти… Вы ведь читаете атеистическую литературу… Ведь у них-то делишки… Вот кто уголовники. Они чем берут народ? Зрелищем… И в этом смысле наш советский футбол играет атеистическую роль, привлекая к себе массы… Так можно ли позволить, чтоб в наше время церковники судили атеиста… При советской власти…

– Я вот про что подумал, – сказал Юрий Дмитриевич, – про тех, кто защищает устои власти только потому, что механически при этой власти родился и живет… Родись он при другой власти, он так же рьяно играл бы не в советский футбол, а в какой-нибудь другой общественно-политический футбол… Кстати говоря, об атеизме… Что это – вера или безверие?

– Я не понимаю, о чем вы, – удивленно сказал Хлыстов. – Что же касается ваших намеков…

– Да я не намекаю, – сказал Юрий Дмитриевич, – я вовсе и не вас спрашиваю, товарищ футболист… Я себя спрашиваю… Религия есть вера в то, что Бог есть… Атеизм – вера в то, что Бога нет… Вера в то, чего нет… Странный каламбур получается… Если религия придает форму человеческому незнанию, то атеизм требует конкретных ответов на такие вопросы, которые человечество еще не скоро поймет… Религия говорит: человек существует по велению Божию… Атеизм говорит: человек существует для того, чтобы понять, для чего он существует… Здесь круг… Да… Подлинный атеизм не имеет ничего общего с журнальчиками, высмеивающими блудливых попиков…

– Вы меня извините, – сказал Хлыстов. – Я тоже доцент… Даже странно… Вы тоже доцент, а у вас в голове идеологическая каша…