Некоторое время в доме находились художественные мастерские Большого театра. В 1935 году был произведен ремонт здания: обновлена система отопления, водопровод, электропроводка. Тогда же в новый корпус во дворе особняка под тем же номером 6 въехали артисты и стажеры ГАБТа, здание стало общежитием театра. Не перечислить всех, кто в то или иное время жил в этом общежитии. Раскроем справочник «Театральная Москва на 1940 год» и увидим, что в доме № 6 по Петровскому переулку (так в эти годы называлась улица Москвина) проживали дирижер В. В. Небольсин, режиссер А. К. Брындин, балетмейстер А. М. Монахов, солисты оперы и балета А. А. Бы-шевская, О. Я. Леонтьева, А. И. Радунский и многие другие. Квартиру № 8 занимал замечательный певец Сергей Яковлевич Лемешев. Уже девять лет как он солист Большого театра. Исполнены и получили признание слушателей партии Ленского, сказочного царя Берендея, Владимира Дубровского и многие другие, состоялись концерты из произведений советских композиторов.
Все привыкли видеть Лемешева стройным, мужественным, пластичным в скупых движениях. Слышать его теплое, задушевное и необычайно нежное пение. Все в нем гармонично и просто. Но как нелегко давалась эта простота.
С юных лет он следовал строгому режиму. И здесь, в квартире № 8, его день начинался «с петухами». Прежде всего зарядка, холодный душ, обтирание, взвешивание - все это непременно, независимо от времени года, самочувствия, настроения - этого требовали его герои. С девяти часов Сергей Яковлевич садился за рояль, распевался, повторял и разучивал новые партии и концертные программы. Для работы над новыми партиями назначались уроки в театре, но злоупотреблять ими в то время считалось плохим тоном. Свои роли артисты готовили в основном дома. Затем - в театр. Дорога недлинная, но приятная, а там репетиции, уроки с концертмейстером и дирижером, на которых «занимались лишь художественной отделкой» того, что было приготовлено дома. В театре - встречи с товарищами, обмен новостями…
После Великой Отечественной войны около десяти лет в доме жил и работал народный артист СССР Г. М. Нэлепп. Именно с ним теснее всего связано в последние годы это здание.
Великая Отечественная война близилась к концу, когда в мае 1944 года Георгия Михайловича Нэлеппа пригласили работать в Большой театр. Позади остались годы напряженного труда в Ленинградском театре оперы и балета. Начинался новый этап в творческой жизни сорокалетнего артиста.
Георгий Михайлович поселился в доме № 6. Ему предоставили две самые лучшие в доме комнаты: парадный зал и гостиную. В одной из комнат, где стоял рояль, шла ежедневная напряженная творческая работа выдающегося певца. Нэлепп считал, что в театр можно являться только «во всеоружии, тщательно подготовив партию дома, выносив в душе образ, осознав свое место в спектакле и глубоко продумав свою роль во всех подробностях» [1].
Он умел представлять себя зрительно на сцене. Часто дома, сидя в кресле, он словно как бы прослушивал весь спектакль и видел себя и игру своих партнеров как бы со стороны. Это состояние, по воспоминаниям артиста, помогало ему один на один репетировать тот или иной отрывок партии вокально и сценически.
Здесь, на улице Москвина, звучали партии Собинина, Ионтека, Германа и др. Георгий Михайлович очень любил роль Садко и постоянно совершенствовал ее. Он вспоминал: «Долго я искал соответствующие этому образу походку, движения, линию поведения. Я хотел, чтобы мой Садко был порывист, энергичен, мужествен. Ведь это был сказочный мореход, не страшившийся трудностей, убежденный в правоте своих действий. Его образ как бы рос вместе со мной. В постановке Большого театра, показанной в 1949 году, мой Садко был уже активным борцом за свои идеи, идущим против косных новгородских купцов, смело вступающим в единоборство с морской стихией» [2].
За исполнение партии Садко Георгий Михайлович был удостоен Государственной премии СССР 1950 года.
Все, кто работал с Г. Нэлеппом, отмечали его творческую гибкость, готовность к всевозможным пробам и экспериментам, его контактность с партнерами. Выдающийся советский дирижер А. Ш. Мелик-Пашаев восхищался его серьезностью, добросовестностью в освоении материала и постоянным творческим беспокойством и недовольством собой.
Главный режиссер Большого театра Б. А. Покровский вспоминал о большой работоспособности Нэлеппа, о его требовательности к себе: «А на замечания товарищей, хотя бы самые незначительные, набрасывался с жадностью и часто искусственно вызывал критику в свой адрес, чтобы лишний раз проверить себя. Нэлепп был профессионалом в высшем значении этого слова» [1].