– Увы, я еще начинающий фотограф. Меня недавно приняли в клуб. И я знаком, пожалуй, лишь с тремя или четырьмя нашими любителями: Крэбтри, Уортингом, Уллиншоу, Доббсом – вот и всё. У Доббса лучше всего получается снимать игру света на камнях, живых изгородях и тому подобных пейзажах и делать снимки птиц, – голос молодого человека вновь исполнился воодушевления, – и он первым показал мне фотопленку на катушке, а не на пластине. Настоящее чудо. Вы даже не представляете! Ее изобрел один фотограф из Америки, Джордж Истмен[21]
. Двадцать футов длиной, – он развел руки. – Она разматывается, и вы можете делать множество фотографий, одну за другой. Представляете! Прямо одну за другой… без задержки. И снимки получаются в округлой рамке, почти два с половиной дюйма в диаметре.– Округлые рамки? – сразу заинтересовался Томас. Все фотографии, виденные им в доме Кэткарта были прямоугольными, как и портреты в домах его клиентов.
– Да, – Хэтуэй улыбнулся. – Конечно, это для любителей. Я знаю, что профессионалы используют прямоугольные формы, но и такие чудесно хороши, знаете ли. А когда все снимки сделаны, вы прокручиваете фотокамеру в обратном направлении и извлекаете использованную пленку, а вместо нее вставляете чистую. Такая пленка стоит около пяти гиней. – Он выглядел слегка смущенным. – Как я и сказал, довольно дорого. Но зато получаемое удовольствие, по-моему, поистине божественно. – Он вызывающе вздернул подбородок, готовый смело встретить неодобрение собеседника, если бы тому вздумалось сказать что-то про попусту потраченные деньги.
– Да, на редкость увлекательное занятие, – вполне искренне ответил Питт. – Благодарю вас за откровенность, мистер Хэтуэй, и за ценные пояснения. Если что-нибудь еще вспомните, прошу вас, дайте мне знать. Удачной вам фотоохоты.
После этого суперинтендант поговорил еще с несколькими членами фотоклуба, но они ничем больше не смогли ему помочь. Один молодой человек видел ту ссору, но смог только описать участников, не зная их имен.
– Ах да, – пылко признал он, – они чертовски распалились! В какой-то момент я даже подумал, что будет драка, но потом тот, что повыше, резко развернулся и ушел, оставив второго с покрасневшим лицом и в чрезвычайном раздражении.
Никакие вопросы Питта не помогли выявить новых подробностей, за исключением многочисленных описаний чудес фотографии и новейших технических изобретений, в том числе чудо-катушки с пленкой мистера Истмена. Хотя такие катушки, очевидно, могли быть использованы только на природе и при естественном солнечном освещении, что объяснило, в общем, почему Делберт Кэткарт, часто работавший в приглушенном студийном освещении, по-прежнему предпочитал снимать на старые фотопластинки.
Все члены этого клуба были мужчинами, и им не приходило в голову то, что отсутствие среди них женщин достойно каких-то комментариев, хотя все они пылко восхищались женщинами-фотографами и без малейших колебаний признавали их великолепными мастерами в этой области, овладевшими в совершенстве соответствующей техникой и имевшими необычайно острый взгляд на выбор натуры. Эти высказывания ничуть не продвинули ход расследования, но тем не менее все равно заинтересовали Томаса.
Из Хэмпстеда Питт отправился на поиски Орландо Антрима. Теперь необходимо было спросить у актера, что за ссора произошла между ним и Кэткартом и когда он в последний раз видел фотографа. Полицейский страшился того момента, когда ему, возможно, придется обвинить Антрима в убийстве. Однако некоторая конфронтация представлялась ему неизбежной.
Он нашел Орландо в театре, где актер повторял текст своей роли в «Гамлете», которую ему предстояло играть на ближайшей неделе.
Томасу пришлось объясняться с капельдинером, и в театр его неохотно допустили только после предъявления удостоверения.
– У их тама репетиция, – заявил старик, буравя суперинтенданта пронзительным взглядом. – Не собираетесь же вы мешать им прямо сейчас! Погодите хоть бы, пока оне закончат. Мистер Антон Беллмейн сообчит вам, когда будить ваш черед. Низзя расстраивать актеров, некрасиво енто. А проще говоря, вовсе даже непорядочно.
Питт признал справедливость такого осуждения и покорно прошел на цыпочках по пыльным коридорам, в которые его направили. Немного поплутав, он в итоге попал за кулисы огромной сцены, практически голой, не считая двух парчовых занавесов и одного стула. Высокий костлявый мужчина стоял на авансцене, вероятно, всего в паре ярдов от оркестровой ямы и немного левее центра. Его мертвенно-бледное лицо оживилось, и он вскинул руку, словно приветствуя кого-то, замеченного им вдали.
И тогда полицейский тоже увидел даму, вышедшую из темноты противоположных кулис на залитую светом сцену: это была Сесиль Антрим, одетая в самый обычный серо-голубой костюм – простую блузку и юбку с небольшим турнюром. Не очень аккуратно собранные в прическу волосы скалывало несколько шпилек, хотя выглядела она все равно исключительно привлекательно. Небрежная прическа придавала ей моложавый, исполненный кипучей жизни вид.