Он и в самом деле был напуган. По-моему, он даже дрожал.
- Сейчас станет лучше... тут все будет хорошо...
Он улыбался, глядя на идущую вверх улицу Лепик с рыночными прилавками и ярко освещенными продуктовыми магазинами.
Мы свернули на улицу Аббатис. Он шел спокойным, размеренным шагом. Мне хотелось спросить его, что за "странные воспоминания" пробуждала в нем улица Кусту, но я не хотел быть бестактным и, кроме того, боялся, что он снова так странно разнервничается. И вдруг, когда мы были уже у самой площади Аббатис, он опять ускорил шаг. Я шел справа от него. Когда мы переходили улицу Жермен-Пилон, я заметил, что он с ужасом оглядывает узкую улочку с низкими темными домами, круто спускавшуюся прямо к бульвару. Он изо всех сил сжал мне руку. Он цеплялся за меня, словно пытался спастись от созерцания этой улицы.
Я перевел его на другую сторону.
- Спасибо... Знаете... Все это так странно...
Он заколебался, вот-вот готовый разоткровенничаться.
- Я... У меня кружится голова всякий раз, когда я прохожу мимо улицы Жермен-Пилон... Я... Меня так и тянет пройти по ней... Это сильнее меня...
- Так почему бы вам не пройти?
- Потому что... улица... Жермен-Пилон... Тут когда-то... когда-то... было одно заведение... - Он запнулся. - О... - сказал он со смутной улыбкой. - Это так глупо с моей стороны... Монмартр очень изменился... Пришлось бы долго вам объяснять... Вы не знали прежнего Монмартра...
А что знал он?
Он жил на улице Габриэль, в доме поблизости от садов Сакре-Кер. Мы поднялись к нему с черного хода. Он долго открывал дверь, медленно и старательно поворачивая ключи в трех замочных скважинах, словно набирал очень сложный шифр в сейфе.
Крошечная квартирка. Только гостиная и спальня. Когда-то это, наверное, была одна комната. Розовые атласные занавеси, схваченные серебряными шнурками, отделяли спальню от гостиной, которая была затянута голубым шелком, и занавески в тон скрывали единственное окно. Черные лакированные столики с безделушками из слоновой кости и яшмы, низкие широкие кресла, обитые бледно-зеленой материей, и диван, покрытый тканью еще более блекло-зеленой в разводах, делали комнату похожей на бонбоньерку. Освещали ее позолоченные бра.
- Садитесь, - сказал он.
Я сел на диван в разводах. Он - рядом.
- Ну... покажите...
Я вынул из кармана пиджака журнал мод и показал ему обложку, где была изображена Дениз. Он взял у меня журнал и надел очки в массивной черепаховой оправе.
- Да... да... Фото Жан-Мишеля Мансура... Это я, конечно я... Тут не может быть сомнений...
- Вы помните эту девушку?
- Нет, совсем не помню. Я редко работал для этого журнала... Скромное издание... Я работал больше для "Вог", понимаете...
Он хотел подчеркнуть свое положение.
- И вы больше ничего не можете мне сказать об этой фотографии?
Он посмотрел на меня с усмешкой. При свете бра я заметил, что кожа на его лице была испещрена мелкими морщинками и веснушками.
- Да что вы, дорогой мой, сейчас я вам все скажу...
Он встал и, не выпуская из рук журнала, открыл ключом дверь, о существовании которой я и не подозревал, потому что она была затянута тем же голубым шелком, что и стены. Эта дверь вела в чулан. Я слышал, как он орудует там множеством металлических ящиков. Через несколько минут он вышел оттуда и тщательно запер за собой дверь.
- Вот, - сказал он. - У меня целая картотека негативов. Я храню все, с самого начала... Они расставлены по годам и по алфавиту...
Он снова сел рядом со мной и заглянул в карточку.
- Дениз... Кудрез... Так?
- Да.
- Я больше никогда ее не снимал... Теперь я вспомнил эту девушку... Ее много фотографировал Хойнинген-Хунне...
- Кто?
- Хойнинген-Хунне, немецкий фотограф... Ну да... Конечно... Она много работала с Хойнинген-Хунне...
Всякий раз, когда Мансур произносил это имя, звучавшее так округло и жалобно, я чувствовал на себе взгляд светлых глаз Дениз, как в тот первый вечер.
- У меня есть ее адрес того времени, если это вас интересует...
- Конечно интересует, - ответил я дрогнувшим голосом.
- Римская улица, 97, Париж, XVII округ. Римская улица, 97...
Он внезапно вскинул голову и посмотрел на меня. Он смертельно побледнел, глаза его расширились...
- Римская улица, 97...
- Да что это с вами? - спросил я.
- Я теперь действительно вспомнил эту девушку... В ее доме жил один мой друг...
Он подозрительно посмотрел на меня и, казалось, был так же взбудоражен, как на улице Кусту и у поворота на Жермен-Пилон.
- Странное совпадение... Я прекрасно помню... Я зашел за ней на Римскую улицу, чтобы сделать фотографии, и воспользовался случаем забежать к другу... Он жил этажом выше...
- Вы были у нее?
- Да, но снимки мы делали в квартире моего друга... Он тоже был с нами, за компанию...
- Кто он, этот ваш друг?
Он побледнел еще больше. Ему, казалось, было страшно.
- Я... я объясню вам... но сначала я должен что-нибудь выпить... для поднятия духа...