Улица Темных Лавок

Первый этаж в конце тупика, из тех, что называют "скверами" или "внутренними двориками". В комнате, где она меня принимала, почти ничего не было. Только диван, на который мы сели, и телефон на диване. Рыжеволосая нервная женщина лет сорока. Телефон звонил непрерывно, но она не всегда поднимала трубку, а когда отвечала, записывала в календарик то, что ей говорили. Я показал ей драгоценности. Я был готов уступить сапфир и две брошки за полцены, если она заплатит мне немедленно и наличными. Она согласилась.

На улице, направляясь к станции метро "Курсель", я вспомнил о молодом человеке, который несколько месяцев назад пришел в наш номер в отеле "Кастилия". Он быстро продал зажим для галстука и два брильянтовых браслета и так мило предложил мне разделить с ним прибыль. Добрая душа. Я доверился ему и рассказал о своем намерении уехать и даже о страхе, из-за которого я иногда не решался выходить из отеля. Он заметил, что мы живем в странное время.

Потом я зашел к Дениз, на сквер Эдуарда VII, в квартиру, где Ван Аллен, ее голландский друг, устроил ателье мод: квартира находилась на втором этаже, прямо над "Сентра". Я помню это, потому что мы с Дениз часто там бывали, - из нижнего зала этого бара, расположенного в полуподвале, можно было выйти через другую дверь на улицу. Мне кажется, я знал тогда в Париже все заведения и дома с двумя выходами.

В этом крохотном ателье мод царило такое же оживление, как на авеню Гош, может, даже еще более лихорадочное. Ван Аллен готовил летнюю коллекцию, и его энергия и оптимизм поражали меня, ибо я сомневался, что в нашей жизни еще будет лето. Он примерял платье из легкой белой ткани на черноволосую девушку, другие манекенщицы то появлялись, то исчезали в кабинках для переодевания. Несколько человек обсуждали что-то у письменного стола в стиле Людовика XV, где валялись рисунки и куски тканей. В углу комнаты Дениз разговаривала с какой-то блондинкой, женщиной лет пятидесяти, и молодым человеком с черными вьющимися волосами. Я вмешался в их разговор. Они уезжали на Лазурный берег. В общем шуме мы уже почти не слышали друг друга. Непонятно по какому поводу из рук в руки передавали бокалы с шампанским.

Мы с Дениз пробрались в прихожую. Ван Аллен вышел нас проводить. Я помню его светло-голубые глаза и улыбку, когда, высунувшись из двери, он пожелал нам удачи и послал вслед воздушный поцелуй.

В последний раз мы с Дениз прошли по улице Камбасерес. Багаж был уже уложен, чемодан и две кожаные сумки ожидали нас в гостиной, у большого стола. Дениз закрыла ставни и задернула занавеси. Убрала в футляр швейную машинку и сняла белую холщовую ткань, приколотую булавками к портняжному манекену. Я думал о вечерах, проведенных в этой комнате. Она кроила по выкройкам, которые ей давал Ван Аллен, или шила, а я, растянувшись на диване, читал какие-нибудь "Мемуары" или детективы из серии "Маска", которые она так любила. Наши вечера были для меня редкими минутами, когда я мог тешить себя иллюзией, что мы живем обыденной жизнью, в мирном мире.

Я открыл чемодан и рассовал пачки банкнотов, от которых у меня топорщились карманы, в рубашки, свитера и внутрь ботинок. Дениз проверила вещи в одной из сумок, чтобы убедиться, что ничего не забыла. Я прошел по коридору в спальню. Не зажигая света, встал у окна. По-прежнему падал снег. Полицейский на той стороне улицы спрятался в свою будку - ее поставили несколько дней назад, с наступлением зимы. Со стороны площади Соссэ к нему быстрым шагом шел другой полицейский. Он пожал руку своему коллеге, протянул ему термос, и они принялись по очереди отхлебывать из стаканчика.

Вошла Дениз. Встала рядом со мной. На ней была меховая шубка. Она прижалась ко мне. От нее исходил пряный аромат духов. Шубу она надела прямо на блузку. Мы очутились на кровати, где не было уже ничего, кроме матраса.

Гэй Орлова и Фредди ждали нас на Лионском вокзале, у выхода на перрон. На тележке рядом с нами громоздились многочисленные чемоданы. У Гэй Орловой был кофр. Фредди беседовал с носильщиком и предложил ему сигареты. Дениз разговаривала с Гэй Орловой. Дениз спрашивала ее, хватит ли нам всем места в шале, которое снял Фредди. На вокзале было темно, только на перрон, где мы стояли, падал желтый свет. Подошел Вилдмер, как всегда в рыжем пальто, доходившем ему до пят. Фетровая шляпа была надвинута на лоб. Носильщик внес чемоданы в спальный вагон. Стоя на перроне, мы ждали объявления об отправке поезда. Гэй Орлова заметила среди пассажиров знакомых, но Фредди попросил ее ни с кем не разговаривать и не привлекать к нам внимания.