Улицы гнева

Гебитскомиссар Циммерман уязвлен. Выскочки! На уме у них собственные особняки, бабы, развлечения. Правда, в Павлополе аскетический Циммерман также не испытывает стеснения. Он, например, занят кое-чем своим. Разбираются ли местные Stutzerin [4] в цветах? Пожалуй, и нюхать их как надо не умеют. Оранжерея вымахает на два квартала, на ее грядках расцветут такие растения, начнется такая зимняя выгонка!..

Циммерман. Лепестковое хозяйство. Бавария. Розы, круглый год расцветавшие в просторных розариях, гордые нарциссы и нежные орхидеи, флердоранж — цветы новобрачных, радуги камелий, самоцветы гортензий и цикламенов, пламя махровых тюльпанов, каких не встречал даже у Лефебера в Голландии. Его амариллисы и каллы, напоминающие лилии, всегда появлялись в магазинах ранней весной — никто не успевал так, как Циммерман. Пармские фиалки, гиацинты, около трехсот сортов георгинов, среди которых были и «скульптуры» самого хозяина, гладиолусы и хризантемы, расцветавшие летом в грунте...

Мальчишкой он охотился за цветами в дядюшкином саду. Цветы удивляли его разнообразием форм, оттенков и запахов. Вместе с тем ему нравилось единообразие сортов и видов, заданность симметрии. Дядя был скуп и не одарял племянников цветами и фруктами. Тогда маленький Генрих решил позаботиться о себе сам. Под дядюшкиным окном иного лет подряд расцветала красная роза, она очень пахла и, вероятно, одурманила мальчика. Он сорвал ее и незаметно сунул в рукав пиджачка. Когда племянники стали прощаться, дядя, оторвавшись от газеты, внимательно поглядел поверх очков на трех малышей в коротких штанишках: «Один из вас сорвал мою любимую розу. Кто?» Все стали отнекиваться. Отпирался и Генрих, хотя красная роза в рукаве жгла тело.

Много лет спустя Генрих Циммерман, установив опеку над бездетным, выжившим из ума дядей и ловко устранив единокровных претендентов, прикарманил не одну розу, а все «дело». Красная роза стала эмблемой.

Теперь же его племянники, в свою очередь, воруют цветы из дядиного хозяйства у предгорий Альп.

Да, гебитскомиссар понимал толк в цветах. Не только запахом и красотой своей радовали они его. Он не уставал поражаться их отличной дисциплинированностью и четкой определенностью каждого сорта. В умелых руках растения как бы превращались в чеканный строй пестрых солдатиков, точно выполнявших по весне команды. Он приказывал им расти так-то, куститься тогда-то. Он одевал их в изящную форму сенегальских или альпийских стрелков. Он не был солдафоном, но очень любил порядок. И когда Гитлер стал наводить порядок в Германии, а затем Германия начала наводить порядок в Европе, он стал помогать и Гитлеру, и Германии.

Циммерман стал чиновником рейхскомиссариата, преданным солдатом фюрера. Увлечение цветами, однако, не прошло и на чужой земле. Когда летом под Брестом расстреливали большевистских комиссаров, он, выпустив заряд своего парабеллума по военнопленным и предоставив дальнейшее солдатам из зондеркоманды, пошел по цветастому лугу, полному прелестной неопределенности, лег на теплую от дневного зноя землю и стал изучать разновидности русской флоры: колокольчики, ромашки и лютики — сугубо цивильные, еще не приведенные им к повиновению цветы.

Циммерман успел уже убедиться, что в гостеприимном доме генерал-комиссара цветов не любят. У него под Новый год всегда благоухали розы. А здесь же пахнет только ветчиной.

За роялем сидела рыхлая Эльза. Кое-кто танцевал.

Шумно вошли новые гости — парни из СД. Зельцнер, впрочем, их ожидал: появление этих людей в разгар пиршества не вызвало удивления. Они были уже навеселе и возбужденно разговаривали, не обращая внимания на присутствующих. Циммерману подумалось, что стволы их пистолетов еще дымятся в кобурах.

Он слышал обрывки фраз, полупьяную болтовню. Оказывается, сотрудники военно-политического бюро СД разыграли целый спектакль и разоблачили подпольные коммунистические центры. Явка секретаря обкома подпольщиков засечена. Катрина Помаз, девчонка, работавшая при большевиках в ведомстве народного образования, влюбилась в офицера СД Эриха, выдавшего себя за коммуниста, подпольщика, антифашиста. Он блестяще провел свою роль. Под финал ей были предложены деньги для подпольной организации, и она клюнула. Эрих пожертвовал еще одной ночью. Ее взяли прямо в постели. Теперь эти ребята поработали над ней коллективно. И кое-что сумели выдавить... Пароль явки — «Ласточка», отзыв — «Лапка».

Зельцнера распирало. Он весь лоснился от нетерпения.

— Господа! Добрый Санта Клаус прислал нам подарочек... Эти солдаты фюрера... — Генерал-комиссар загадочно помолчал, торжествующе поглядывая на притихших гостей, и вдруг наткнулся на выжидающий взгляд сотрудника генерал-комиссариата по информации Вюнде.

Вюнде был всегда почтителен и тих. Его доклады и справки кратки, но содержательны. Он много знал. Рыжий, с красным апоплексическим лицом, в прошлом видный нацистский работник в Мюнхене, он был замечен в свое время Розенбергом и даже представлен в дни съезда самому Гитлеру.