Уловка-22

Офицер с переднего сиденья круто обернулся и вызывающе спросил:

–- Но ведь на небесах-то вам тоже не приходилось бывать! А ведь вы знаете, что небеса есть, а? — Или не знаете? — спросил полковник.

–- Вы совершили очень тяжкое преступление, святой отец —сказал майор.

– Какое преступление?

–- Этого мы пока не знаем, — сказал полковник. — Но намерены выяснить. Одно лишь мы знаем наверняка: преступление ваше весьма серьезно.

Скрипнув шинами, автомобиль свернул с дороги и, слегка замедлив ход, подкатил к штабу полка, а затем, обогнув здание, — к черному ходу. Офицеры вышли из машины и препроводили капеллана по шаткой деревянной лестнице вниз, в подвал - сырую, мрачную комнату с низким цементным потолком и неоштукатуренной каменной стеной По углам свисала паутина. Огромная сороконожка промчалась по полу и скрылась под водопроводной трубой. Капеллана усадили на жесткий стул с прямой спинкой. напротив пустого маленького столика.

–- Пожалуйста, располагайтесь поудобней, капеллан, — сердечно предложил полковник, включая ослепительно яркую лампу и направляя ее свет в лицо капеллану Он положил на стол медный кастет и коробок спичек. — Будьте как дома.

Глаза у капеллана полезли на лоб. Зубы начали выбивать мелкую дробь, руки и ноги стали ватными, слабость разлилась по телу Он понимал, что теперь они могут делать с ним все, что им заблагорассудится. Здесь, в подвале, эти жестокие люди могли избить его до смерти, и никто не вмешается и не спасет его, никто, кроме разве этого набожного, благожелательного, остролицего майора. Между тем благожелательный майор приоткрыл водопроводный кран так, чтобы вода с шумом лилась в раковину, и, вернувшись, положил на стол рядом с медным кастетом длинный тяжелый резиновый шланг.

– Ну что ж, все прекрасно, капеллан, — приободрил его майор. -Если вы не виновны, вам бояться нечего. Чего вы так испугались? Ведь вы же не виновны?

– Еще как виновен, — сказал полковник. — Виновен с головы до пят.

– Но в чем я виновен? — взмолился капеллан, все более теряясь. Он не знал, у кого из этих людей просить пощады. Офицер без знаков различия притаился в дальнем углу. - Что я такого сделал?

–- Именно это мы и собираемся выяснить, — ответил полковник и придвинул капеллану клочок бумаги и карандаш. — Будьте любезны, напишите-ка вашу фамилию. Только своим собственным почерком.

–- Своим почерком?

–- Вот именно. Где-нибудь на этой бумажке.

Когда капеллан расписался, полковник отобрал у него бумажку и положил рядом с листом бумаги, который он вынул из папки.

–- Видите, — сказал полковник майору, который из-за его плеча с чрезвычайной серьезностью рассматривал оба документа.

–- Почерк как будто разный, а? — высказал предположение майор.

–- Я говорил вам, что это — его работа.

–- Какая работа? — спросил капеллан.

–- Капеллан, для меня это тяжкий удар, — с глубокой, печальной укоризной в голосе проговорил майор.

–- О каком ударе вы говорите?

–- Слов не нахожу, как вы меня разочаровали!

–- Чем? — все более исступленно допытывался капеллан. — Что я такого сделал?

–- А вот что, — ответил майор и с видом человека, обманутого в своих лучших надеждах, швырнул на стол клочок бумаги, на котором только что расписался капеллан. - Это не ваш почерк.

От удивления капеллан быстро-быстро заморгал.

–- Как это — не мой? Мой!

–- Нет, не ваш, капеллан. Вы снова лжете.

–- Но ведь я только что расписался у вас на глазах, - в отчаянии закричал капеллан.

–- Вот именно, — сокрушенно возразил майор. — Именно у нас на глазах. Поэтому вы и не можете отрицать, что это написано вами. Человек, который пишет чужим почерком, способен на любую ложь.

–- Кто это пишет чужим почерком? — спросил капеллан. В припадке злости и негодования он забыл обо всех своих страхах. — Вы сошли с ума! Что вы такое городите?

–- Вас просили расписаться, как вы обычно расписываетесь, а вы этого не сделали.

–- Как это не сделал? Чей же это еще почерк, если не мой?

–- Чей-то еще,

–- Чей?

–- Именно это мы и пытаемся выяснить, — угрожающе проговорил полковник. — Признавайтесь, капеллан.

Все больше недоумевая, капеллам переводил взгляд с одного на другого. Он был на грани истерики.

–- Это мой почерк. — горячо настаивал капеллан. — Если это не мой почерк, то какой же еще мой?

–- А вот этот, — ответил полковник. С торжествующим видом он швырнул на стол фотокопию солдатского письма, из которого было вымарано все, кроме обращения "Дорогая Мэри!" и приписки цензора: "Я тоскую по тебе ужасно. А.Т.Тэппман, капеллан армии Соединенных Штатов". Заметив, что лицо капеллана залила краска, полковник презрительно улыбнулся. — Ну, капеллан, не знаете ли вы, кто это написал?

Капеллан помедлил с ответом: он узнал почерк Йоссариана.

–- Нет.

–- Ну, а читать-то вы хоть умеете? — саркастически спросил полковник. — Автор ведь расписался?

–- Да, под письмом моя фамилия.

–- Стало быть, вы и автор. Что и требовалось доказать.

–- Но я этого не писал! И почерк не мой!

–- Значит, вы и тогда изменили свой почерк, пожав плечами, возразил полковник. — Только и всего.