Читаем Уловка-22 полностью

Полковнику Кэткарту так отчаянно хотелось стать генералом, что для достижения этой цели он решил испробовать все средства, даже религию. Однажды утром — неделю спустя после того, как он увеличил норму боевых вылетов до шестидесяти, — Кэткарт вызвал к себе в кабинет капеллана и ткнул пальцем в номер журнала "Сатердэй ивнинг пост". Полковник носил рубашку цвета хаки с распахнутым воротничком, который обнажал белую, словно яичная скорлупа, шею, поросшую темными жесткими волосами. Полковник Кэткарт принадлежал к тому типу людей, которые никогда не загорают: они всячески избегают солнца, чтобы, чего доброго, не обжечь кожу. Полковник был более чем на голову выше капеллана и почти вдвое шире его в плечах. От всей его фигуры исходила гнетущая властность. Рядом с ним капеллан чувствовал себя слабым и щуплым.

–- Взгляните-ка, капеллан, — приказал полковник Кэткарт, вставляя сигарету в свой мундштук. Он небрежно развалился во вращающемся кресле за столом, выпятив свою отвислую, пористую нижнюю губу. — Хотел бы знать ваше мнение.

Капеллан испуганно взглянул в раскрытый журнал и увидел редакционный разворот, посвященный американскому бомбардировочному полку в Англии, капеллан которого в инструкторской читал молитвы перед каждым вылетом. Поняв, что полковник вызвал его не для очередной головомойки, капеллан чуть не пустил слезу от счастья. После бурного вечера, когда по приказу генерала Дридла полковник Кэткарт вышвырнул капеллана из офицерского клуба, а Вождь Белый Овес двинул по носу полковника Модэса, полковник Кэткарт и капеллан почти не разговаривали друг с другом.

На сей раз капеллан боялся, что полковник отчитает его за то, что накануне вечером он побывал без разрешения в офицерском клубе. Он пришел в клуб с Йоссарианом и Данбэром: они вдруг пожаловали в его палатку на лесной поляне и пригласили пойти с ними. Хотя капеллан панически боялся Кэткарта и понимал, что рискует навлечь на себя неудовольствие полковника, он тем не менее решил принять любезное приглашение своих новых друзей. Он познакомился с ними несколько недель назад, во время одного из визитов в госпиталь,и с тех пор они довольно успешно ограждали его от бесчисленных превратностей судьбы, с которыми сталкивался капеллан при исполнении своих служебных обязанностей: ведь ему приходилось быть накоротке более чем с девятьюстами совершенно незнакомыми ему офицерами и рядовыми, считавшими его белой вороной.

Капеллан не отрывал взгляда от журнала. Он дважды просмотрел все фотографии и внимательно прочитал заголовки, подготавливая в уме ответ: он несколько раз мысленно произнес его, потом перестроил всю фразу, грамматически отшлифовал ее и наконец, набравшись духу, произнес вслух.

–- По-моему, молитва перед вылетом — это высоконравственное и весьма похвальное деяние, сэр, — высказался он застенчиво и застыл в ожидании.

–- Угу, — сказал полковник. — Но мне хотелось бы знать, как по-вашему, подойдет это нам?

–- Так точно, сэр, — помедлив несколько секунд, ответил капеллан. -По-моему, подойдет.

–- В таком случае я за то, чтобы попробовать. — Толстые, мучнисто-белые щеки полковника покрылись пятнами от внезапного прилива энтузиазма. Он встал и возбужденно заходил по кабинету. -Журнал здорово помог этим ребятам в Англии. Видите, фото командира полка тоже попало в "Сатердэй ивнинг пост", а все потому, что его капеллан проводит богослужение перед каждым вылетом. Если богослужения помогли им, то почему они не помогут нам? Кто знает, если мы будем молиться, возможно, "Сатердэй ивнинг пост" поместит и мою фотографию?

Улыбаясь своим мыслям, полковник уселся в кресло: он уже предвкушал, какие обильные плоды принесет его затея. Капеллан понятия не имел, что бы еще сказать полковнику, и осмелился задержать свой задумчивый взгляд на кулях с помидорами, которые рядком стояли вдоль стен кабинета. Он делал вид,что обдумывает ответ, но вскоре понял, что попросту пялит глаза на эти бесчисленные кули,крайне заинтригованный тем,каким образом в кабинете командира полка оказались кули, доверху наполненные помидорами. Капеллан совершенно забыл о разговоре насчет богослужения. И вдруг полковник Кэткарт великодушно предложил:

–- Не хотите ли немного купить, капеллан? Их только что доставили с нашей фермы. У нас с подполковником Корном ферма в горах. Могу уступить один куль по оптовой цене.

–- О нет, сэр. Не стоит.

–- Ну хорошо, — согласился полковник. Он был настроен либерально. — И не надо. Милоу будет рад скупить весь урожай целиком. Эти были собраны только вчера. Вы заметили, какие они тверденькие и спелые? Как груди молодой девушки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное