— Я буду иметь это в виду — если это пригодится. А теперь назовите мне номер.
Санчес дважды произнес его вместе со словами, которые Борн должен был сказать. Он говорил медленно, удивившись, что Борн ничего не записывает.
— Запомнили?
— Железно, и не нужно никакого карандаша или бумаги… Если все пройдет успешно, каким образом вы бы хотели получить от меня деньги?
— Позвоните мне, у вас есть мой номер. Я приеду к вам из Аржентоля. А вы больше не должны там появляться.
— Удачи, Санчес. Что-то говорит мне, что вы это заслужили.
— Как никто другой. Я слишком часто пил яд.
— Сократ, — сказал Борн.
— Не совсем. «Диалоги» Платона, если быть точным.
Санчес пошел прочь, а Борн, с участившимся сердцебиением, направился обратно в «Пон-Рояль», тщетно стараясь подавить желание побежать.
–
— Бросайте свои игрушки, дело выгорело!
— И кто платит? — спросил ветеран Бюро, когда Джейсон закрыл дверь.
— Я, — ответил Борн. — Если все получится так, как я рассчитываю, ваш женевский счет может увеличиться.
— Мой друг, я делаю это не ради денег. У меня даже и в мыслях такого не было.
— Знаю, но раз мы тратим франки, словно печатаем их в гараже, почему бы вам не получить свою честно заработанную долю?
— Что ж, против этого у меня возражений нет.
— Остался час, — объявил Джейсон. — Сорок три минуты, точнее.
— До чего?
— До того момента, когда можно будет убедиться, правда ли все это. — Борн бросился спиной на кровать, положил руки на подушку под голову, его глаза ожили. — Запишите это на бумагу, Франсуа, — Джейсон продиктовал телефонный номер, полученный от Санчеса. — Можете купить, дать взятку или запугать каждого известного вам влиятельного чиновника в парижской телефонной службе, но достаньте мне местоположение этого номера.
— Это не потребует таких уж больших расходов…
–
— Тогда, возможно, нам не стоит залезать так высоко наверх, а, наоборот, нужно спуститься вниз, даже под землю. В туннели телефонной сети под улицами.
Джейсон повернул голову к Бернардину.
— Я об этом не подумал.
— Ничего удивительного. Вы же не из Второго Бюро. Наши источники — техперсонал, а не бюрократы за конторками… Я знаю нескольких. Выберу одного и позвоню ему вечером…
— Вечером? — перебил Борн, и поднялся на кровати.
— Это обойдется где-то в тысячу франков, но вы получите местоположение телефона.
— Я не могу ждать до вечера.
— Тогда вы увеличите риск, попытавшись связаться с таким специалистом, когда он работает. За ними постоянно наблюдают; в телефонной службе никто никому не доверяет. Это парадокс нашего социалистического правительства — наделить своих рабочих ответственностью, но не дать им никаких индивидуальных полномочий.
–
— Они у меня в записной книжке, да.
— Пусть чья-нибудь жена позвонит на работу. Скажет, что что-то случилось. И нужно вернуться домой.
Бернардин кивнул.
— Неплохая мысль, мой друг. Весьма неплохая.
Минуты превращались в четверти часа, а отставной офицер Второго бюро все еще не мог добиться результата. Елейным голосом он обещал женам технических служащих вознаграждение, если они сделают все так, как он им скажет. Две из них просто бросили трубку, еще трое отказали ему с использованием выражений, рожденных в трущобах Парижа; но шестая дама, приостановив поток ругательств, заявила: «Ладно». Только пусть эта канализационная крыса, за которую она вышла замуж, так и знает, что ему вознаграждения не видать.
Прошел час, и Джейсон покинул отель. Он медленно, не торопясь, шел по тротуару и миновал четыре улицы, пока, наконец, не увидел таксофон около Сены на набережной Вольтера. На Париж уже медленно опускались сумерки, на речных трамвайчиках и мостах зажигались огни. Подойдя к красной телефонной будке, он постарался успокоить дыхание, сделал несколько глубоких вдохов — Борн думал, что ему никогда не удастся вернуть себе самообладание. Ему предстояло совершить самый важный телефонный звонок своей жизни, но он не мог допустить, чтобы Шакал это понял, если, конечно, это действительно телефон Шакала. Он вошел в таксофон, опустил в щель монетку и позвонил.
— Да? — голос был женский, он произнес французское
— В небе кружат черные дрозды, — начал Борн, по-французски повторяя слова, сказанные Санчесом. — Они все шумят — все, кроме одного. Он безмолвен.
— Откуда вы звоните?
— Из Парижа, но сам я не парижанин.
— Откуда же вы?