Ультиматум Борна

Он был не далее трех миль от острова – ориентиром ему служил покрытый растительностью небольшой вулканический островок. По прямой остров Спокойствия располагался к Плимуту значительно ближе, чем к аэропорту Блэкберн. И поэтому, если знать расположение мелей, можно легко добраться до него на катере. Правда, это чуть дольше, чем на гидроплане, который взлетал на восток от Блэкберна, делал вираж, чтобы поймать господствующий в этих местах западный ветер, а затем приподнялся на море. Джонни не знал, почему эти вычисления перебивали ход его мыслей, – разве только каким-то непонятным образом они улучшали его настроение: он начинал думать, что делает все, что возможно в данных условиях. Черт подери! Почему всегда он делает все, что возможно в данных условиях, а не самое лучшее? Он не может вляпаться опять – только не теперь, не сегодня! Боже, он всем обязан Мари и Дэвиду! Может быть, даже больше этому сумасшедшему мерзавцу – его зятю, чем родной сестре. Дэвид, сумасшедший Дэвид! У Джонни иногда возникали мысли, знает ли Мари вообще, кем на самом деле является ее муж.

– Задний ход, братец, я займусь этим.

– Ты не можешь, Дэвид, это я сделал. Я их убил!

– Я сказал: задний ход.

– Я попросил тебя о помощи, а не о том, чтобы ты стал мной!

– Но видишь ли, я и есть ты. Я сделал бы то же самое, и это делает меня тобой в моих глазах.

– Это безумие!

– Его часть. Однажды, может быть, я научу тебя, как убивать чисто, не оставляя следов. А пока послушайся юристов.

– Предположим, они проиграют?

– Я тебя вытащу. Избавлю от всего.

– Как?

– Убью снова.

– Не могу поверить в это! Ты – ученый, преподаватель: я тебе не верю, не хочу тебе верить. Ты – муж моей сестры.

– Ну и не верь мне, Джонни. Забудь обо всем, что я тебе говорил, и никогда не рассказывай об этом своей сестре.

– Это – тот, другой человек внутри тебя, так?

– Ты очень дорог Мари.

– Это – не ответ! Здесь, вот сейчас, ты – Борн? Джейсон Борн!

– Мы никогда не будем впредь распространяться об этом, Джонни. Ты меня понял?

Нет, он никогда не мог этого понять, подумал Сен-Жак, когда порывы ветра и вспышки молнии, казалось, охватывали катер со всех сторон. Даже тогда, когда Мари и Дэвид воззвали к его быстро рассыпавшемуся на части эго, предложив начать новую жизнь, на островах. Сори деньгами, сказали они, построй для нас дом, а потом решай, чем тебе дальше заниматься. В пределах разумного мы тебя поддержим. Почему же они пошли на это? Зачем?

Даже не «они», а он. Джейсон Борн.

Джонни Сен-Жак понял это прошлым утром, когда пилот, совершающий полеты на их остров, сообщил ему по телефону, что кто-то справлялся в аэропорту о женщине с двумя детьми.

«Однажды, может быть, я научу тебя, как убивать чисто, не оставляя следов». Джейсон Борн.

Огни! Он увидел огни на пляже острова Спокойствия. До берега оставалось менее мили!

* * *

Дождь обрушивался стеной на старого француза, порывы ветра шатали его из стороны в сторону по мере того, как он пробирался по дорожке к вилле № 14. Он нагибался, щурился, вытирал лицо левой ладонью, в правой он сжимал оружие – пистолет с глушителем. Он держал пистолет за спиной, как делал много лет назад, когда бегал по железнодорожным путям с палочками динамита в одной руке и немецким «люгером» – в другой, готовый выбросить и то и другое при появлении патруля наци.

Кто бы ни были те, кого он встретит на другом конце дорожки, для него они – обычные боши. Боши – и никто больше. Он слишком долго подчинялся другим! Его жена умерла, теперь он сам себе голова, потому что ничего не осталось: только его собственные решения, чувства, его личное понимание, что справедливо, а что – нет. А Шакал поступал несправедливо! Подручный Карлоса мог смириться с убийством женщины – это был долг, расплату за который он мог рационально себе объяснить, – но только не детей, и уж точно – не с посмертными увечьями. Это против Бога, а он и его жена вскоре предстанут перед Ним, – им обязательно нужны хоть какие-нибудь смягчающие обстоятельства в его глазах.

Надо остановить ангела смерти! Что она может сейчас делать? Что за пожар, о котором она болтала?.. И вдруг он увидел его – огромный всплеск пламени, видимый сквозь окружающие четырнадцатую виллу кусты. В окне! В том самом окне, за которым должна быть спальня этого роскошного розового коттеджа.

Фонтен добрался до выложенной плитами дорожки, которая вела к входной двери, и в этот момент земля поколебалась: прямо перед ним ударила молния. Он упал, потом еле-еле поднялся, стал на колени и на четвереньках пополз к крыльцу, над которым на ветру болтался фонарь. Он пытался дергать, тянуть, толкать дверь, но замок не поддавался, и она оставалась закрытой; тогда он выстрелил, дважды нажав на курок пистолета, и выбил замок. Встав на ноги, он зашел внутрь.

Из спальни слышались стоны. Старый француз на полусогнутых подкрался к ее двери – пистолет ходуном ходил в его руке. Собрав последние силы, он пинком распахнул ее, и перед ним предстала сцена, которую можно увидеть в аду.