Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности

В конце 1939 года ее общепризнанный "патриарх" Абрам Федорович Иоффе написал обзорную статью для "Вестника Академии наук". Очень интересной фразой начинается в статье академика раздел "Атомное ядро": "Этот передовой участок современной физики наиболее удален еще от практики сегодняшнего дня". А завершалась рукопись фразой, свидетельствующей о совсем иных мыслях прославленного физика: "В феврале 1939 года в неожиданной форме возродилась проблема использования внутриядерной энергии, до сих пор не преступавшая рамок фантастических романов"^[32].

Это редкое упоминание научной фантастики в солидной академической статье не случайно. Время само превратилось в сюжет научно-фантастического романа, и читатели этого захватывающего произведения готовы были к любым сюрпризам.

Когда стрелки атомных часов подошли к границе последнего пятиминутного сектора, в американской прессе появились приметные статьи. Это были, видимо, последние ласточки предвидений на тему атомной бомбы.

Броские заголовки: "Наука обнаружила источник атомной энергии, не сравнимой ни с чем, доселе известным", "Потрясающая взрывчатая сила" — открыли номер газеты "Нью-Йорк таймс" от 5 мая 1940 года. В статье научного обозревателя Уильями Лоуренса расписывалась мощь гипотетической "урановой бомбы", причем автор особенно упирал на то, что и "Германия стремится к этому"^[33]. Чтобы читатель не поддался панике, журналист уверенно предсказывал скорое появление подобной бомбы на вооружении великих держав.

В другой статье в газете "Сатердей ивнинг пост" от 7 сентября он же писал об атомной бомбе как о чем-то само собой разумеющемся. (Забегая вперед, скажу, что энтузиазм журналиста был очень скоро вознагражден по достоинству: он единственный из представителей его профессии был допущен на аэродром, где в бомбовый люк бомбардировщика Б-29 грузили странную, необычного вида бомбу, которую все ласково именовали "Малышом"…)

"В каком-то смысле, — пишет Пол Брайнс, — "Манхэттенский проект" захлопнул двери конюшни уже после того, как украли лошадь. Об этом прямо сказано в редакционной статье "Сатердей ивнинг пост" от 8 сентября 1945 года: оказывается, военное министерство всячески пыталось воспрепятствовать распространению того злополучного номера газеты 1940 года, включая "нажим" на публичные библиотеки с требованием не выдавать его на руки. Основные принципы расщепления атома и возможность создания урановой бомбы были общеизвестны, и цензура военного времени могла скрыть очень немногое из той информации, которая была доступна шпионам. Однако популярные статьи на эту тему отсутствовали, и, кажется, поглощенная злоключениями второй мировой войны публика успела забыть эти сенсационные предвоенные сообщения ученых.

Только на страницах научной фантастики не переставали бушевать страсти вокруг атомной бомбы"^[34]

.

Истекла 55-я минута, и стрелке на циферблате оставалось пройти последние пять делений.

И тут все настолько переплелось и закрутилось в водовороте событий — фантастика, реальность, — что обстоятельный разбор событий потребует включения на наших часах еще одной шкалы. Секундной…

Глава 5

СЕКУНДЫ И ГОДЫ ХИРОСИМЫ

Когда объявили пятиминутную готовность, по календарю шел 1941 год.

Он был особенным. Не в истории "атомной проблемы" (начиная с конца 30-х годов каждый год был для нее особенным), а в истории нашей страны, в истории второй мировой войны. А значит, и во всемирной истории. Когда на жарком изломе его гитлеровские армии напали на Советский Союз, фашизм подписал себе смертный приговор, хотя исполнения его пришлось ждать четыре бесконечно длинных года и заплатить десятками миллионов жизней.

Приговор народы вынесли и веками культивировавшейся политике агрессии, наглого разбоя. Размышляя над ценой, которую пришлось заплатить во вторую мировую войну за эту, с тех пор уже очевидно немыслимую политику, люди приходили к первым зачаткам того, что спустя почти полвека назовут новым политическим мышлением.

Впрочем, и в истории создания атомной бомбы 1941 год оказался временем этапным.

Случилось так, что решение американцев приступить к работам по созданию атомного оружия было принято в день начала контрнаступления советских войск под Москвой — 6 декабря. Письмо Эйнштейна подтолкнуло высшие эшелоны власти к мысли о необходимости развернуть небывалые по тем временам практические работы.

Через сутки (это по календарю, а с учетом разницы во времени — почти в тот же день!) японцы напали на крупнейшую американскую военно-морскую базу на Тихом океане — Пёрл-Харбор. Был уничтожен почти весь флот, стоявший на рейде, и Соединенным Штатам не оставалось ничего иного, как официально вступить в войну.