Ультиматум. Ядерная война и безъядерный мир в фантазиях и реальности

6 минут до взрыва (1940 год). Эти последние доатомные минуты окончательно перепутали науку, политику, научную фантастику. Все сплелось в один клубок событий и идей. Две независимые дорожки, одна из которых вела к началу атомной эры фантастику, а другая — атомную физику, сошлись в одну. И теперь этот странный союз "научная фантастика — научный факт" был нерасторжим.

Начало второй мировой войны и разом прекратившая поступать из Германии научная информация об успехах атомных физиков тревожным набатом прозвенели для тех, кто имел голову на плечах. Если до 1939 года мало кто из физиков думал об атомной бомбе, то теперь перспектива ее тайного изготовления в рейхе побуждала думать. И действовать, действовать — не по атомным часам, по самым обычным счет мог пойти на дни, часы, минуты!

Оставалось семь минут до взрыва…

Лео Силард обосновал возможность цепной ядерной реакции (деление урана), которая самоподдерживала бы себя; эту мысль независимо подтвердили Ферми и Жолио-Кюри. В марте 1939 года солидный британский научный журнал "Нейчур" опубликовал статью Жолио-Кюри (в соавторстве с Г. Холбаном и Л. Коварским), название которой уже намекало на военное использование новейших данных физики: "Высвобождение нейтронов в ядерном взрыве урана". Если говорить о научной литературе, то "взрыв", кажется, упомянут впервые.

А ровно за месяц до начала войны Силард приехал к Альберту Эйнштейну и без обиняков предложил использовать весь авторитет автора теории относительности, чтобы начать работы по атомной бомбе

.

Исторический разговор Силарда и Эйнштейна не единожды описан в литературе^[24], и я напомню лишь некоторые его важные детали.

Силард не сомневался, что Европа — на пороге войны. Но больше его тревожило другое: Европа одновременно на пороге величайших открытий в физике, обязанных своим рождением ученому, сидевшему напротив, — Эйнштейну. И еще венгерского физика взволновала странная статья, появившаяся в английском журнале "Дискавери". Номер был сентябрьский, но по традиции был разослан подписчикам до поступления в розничную продажу.

Его открывала статья известного писателя (и одновременно физика по специальности) Чарлза Перси Сноу. Тот писал: "По мнению некоторых ведущих физиков, в течение нескольких месяцев может быть изготовлено для военных целей взрывчатое вещество, в миллион раз более мощное, чем динамит. Уже не секрет, что начиная с весны 1939 года в лабораториях Германии, Франции, Англии, США лихорадочно работают над расщеплением атомного ядра. Задуманное, может быть, и не удастся. Компетентные люди расходятся во взглядах на то, осуществима ли эта идея на практике. Если да, то наука впервые смогла бы разом изменить характер военных действий".

Силард сообщил Эйнштейну, что тревогу разделяют и Другие физики-эмигранты; год назад Энрико Ферми безуспешно пытался достучаться до высших чинов министерства обороны США. Были, наконец, и объективные данные в пользу того, что немцы начали работу над бомбой (резко прекратился экспорт урановой руды из чехословацкого местечка Яхимов сразу же после оккупации страны вермахтом).

Великий физик молча слушал. Убеждать его было не нужно — и свежий номер "Дискавери" лежал прочитанный на письменном столе, и недавние личные воспоминания о нацистском "новом порядке" не позволяли предаваться расслабляющим иллюзиям. Но он слушал экспансивного венгерского коллегу, а думал о другом.

Об ответственности, которую взваливает себе на плечи.

"Я полностью отдавал себе отчет в страшной опасности, которую будет означать для человечества успех этого мероприятия, — признался Эйнштейн много позже. — Однако, поскольку существовала возможность того, что над той же самой проблемой и с надеждой на успех могли работать немцы, я был вынужден сделать этот шаг. Мне не оставалось ничего другого, хотя я всегда был убежденным пацифистом"^[25].

"Сделать этот шаг" означало ринуться с головой в ненавистную политику, подписать письмо президенту с настоятельной просьбой без промедления приступить к работе над бомбой.

Досье по теме "Атомные часы":