Улыбка и слезы Палечка

— Римские жители, — сказал он, вперив свои колдовские глаза в лица близстоящих, — вы стоите, онемев от удивления перед чудом. Но это не чудо, дорогие христиане! Что за трудность согнать с небес стаю голубей и посадить ее на поверхность римского водоема, чтоб она там как следует поплавала? У голубей нет перепонок на лапах? Но у меня тоже ни на руках, ни на ногах нет перепонок между пальцами, как вы можете сами убедиться хотя бы относительно рук, а все-таки я, коли понадобится, Тибр переплыву. Чудо в том, о великие и славные потомки Ромуловы, внуки волчицы, квириты и племя Энеево, чтобы непрерывно и неустанно биться против целого света и выиграть бой! Да, бился Карфаген, но вы, сенат и народ римский, выкорчевывали его с корнем и даже поле перепахали, на котором стоял этот город. Да, воевали греки в Фермопилах до последнего дыхания, и каждый из них даже после смерти так крепко держал в кулаке раскалившийся меч, что персы не могли вынуть эти мечи из мертвых рук… Но я знаю один народ на севере, который вот уж добрых пятьдесят лет бьется за свою правду и до сих пор всегда этот бой выигрывал.

У меня и стоящего здесь внизу верного слуги моего Матея на груди стоит буква «G». Врежьте эту букву «G» себе в память. G — значит Georgius, G — значит Georgius rex, G — значит Georgius rex Bohemiae…[177] Правда, rex electus, то есть король выбранный! Римляне, мы с верным моим Матеем Брадыржем приехали сюда, в ваш город, чтобы сказать вам всю правду!

Хотите услышать правду? Римляне, вы не забыли еще среди попоек и нищеты, в трактирах и вонючих трущобах, что такое правда? Правда в том, что папа и все кардиналы очень боялись чешских мечей! Хотите, я покажу вам одну неказистую чешскую шпажонку, только не пугайтесь…

Ян вытащил из ножен свой короткий маленький меч и провел левой рукой над его острием. Толпа с криком шарахнулась в сторону. Ей показалось, что над острием появились красные искры.

— Видите, — продолжал Ян. — Таковы все чешские мечи, которых кардиналы, доктора и епископы так страшно боялись, что, не теряя ни минуты, пригласили чешских священнослужителей и полководцев в город Базель на Рейне, где тогда был собор. И там собрание кардиналов, епископов и doctores theologiae[178] торжественно выдало чехам подтвержденное папой удостоверение, что чехи — верные сыны церкви, так же как и вы, мужественные квириты, великие сыны Рима!

Вы удивляетесь, квириты, с какой стати отцы Базельского собора, среди которых был тогда и ваш верховный глава и правитель, святой отец Пий Второй, под именем Энея Сильвия Пикколомини, потеряли голову? Слышали вы когда-нибудь грохот гуситских телег? Кто слышал, пусть подымет руку!

Несколько рук поднялось над толпой, но одновременно послышались голоса:

— Не я, а отец мой! Мой дед от этого поседел! Папашу моего так ранило в голову, что он через два года помер! Мой дядя попал в плен к еретикам и сам, своими глазами, видел слепого Вельзевула…[179]

— Вот видите, — продолжал Палечек. — Страх базельских отцов был правильный. Но, квириты, вы спросите, что же дали базельские отцы чехам, чтоб от этого страха избавиться? Несколько пунктов, совсем коротенький договор. Самым важным в этом договоре было то, что чехи могут руководиться словами господа нашего: «Примите, ядите: сие есть тело мое» и «Пиите от нея вси, сия есть кровь моя…» Вот и все! Чехи хотели и хотят причащаться телом и кровью господа так, как это делает каждый день у алтаря сам папа и все его духовенство. Скажите, римляне, много дали базельские отцы, чтобы откупиться от своего страха? Нет! Ответьте, римляне, много? Нет и нет.

Перед глазами Палечка возбужденно вспыхнули несколько римских лиц, из многих глоток вылетело:

— Нет!

Палечек, глядя на толпу, продолжал:

— Но и эту малость у нас нынче отняли! Что вы на это скажете, римляне? Ничего? Безмолвствуете? Крикните лучше: «Позор!»

На этот раз уже большее количество голосов отозвалось:

— Позор!

— Святые отцы поносят нас, — кричал Палечек, — называют еретиками, отступниками, отверженцами, антихристами. А сами кто? Клятвопреступники, воры привилегий, ими самими данных, бездельники, трусы и лжецы… Позор им!

Монахини, монахи, пирожники, виноторговцы грянули в один голос:

— Клятвопреступники, воры, бездельники, трусы, лжецы!

Матей Брадырж тоже вскочил на борт бассейна и, встав рядом с Палечком, принялся управлять хором ругателей.

А Палечек продолжал:

— За всю жизнь не видел я столько голодных и нищих человеческих созданий, как в теперешнем Риме. Как вы живете? Как звери в норах. Как умираете? Как насекомые в щелях. Чем прикрываете исхудалое тело? Грязными лохмотьями. Что едите? Собачьи объедки. А как живут прелаты? Как пируют кардиналы? Как одевается папа? Ездил Иисус Христос на жеребце? Позволяли апостолы, чтоб их носили в кресле? Аминь, аминь, говорю вам: последняя блудница ближе к господу, чем антихристы в митрах и тиарах!