И начались джунгли. На третий день случилась ее встреча с тигром, без меня. Я в тот час сидел в глубине леса на солнечной поляне и смотрел, как пятнистый олень, лангур и кабанчик, каждый занятые своим делом и нисколько не обращая на меня внимания, невольно сблизились, образовав чудесную картинку, похожую на рождественский вертеп. А потом мы шли с Таей по свежим тигриным следам и сели у тропы, прикрывшись ветками, ждали. В том месте, где следы наматывали петли. Справа – заросший обрывистый спуск, переходящий в луг, откуда семенила в нашу сторону многодетная семья кабанчиков. Отец семейства оставил их позади и пошел наверх на разведку. Тая прижалась ко мне сзади. Еще шаг, и он буквально ткнулся своим пятаком в объектив моей камеры. И стоял, закипая, не зная, вступать ли в поединок с этим крупным сдвоенным хряком напротив себя или ретироваться. Хрюкнул – и скрылся. Да, мы тот еще вепрь.
А потом было много «потом», пока не переехали на юг и не оказались в Махараштре, в городе Нагпур, на площади, носившей странное имя Zero-mile, означавшее нулевую точку, географический центр Индии. Откуда и началось наше странствие на годы вперед и куда не раз возвращалось. На этой площади находился офис егеря Сурии Кумар Трипати, который дал нам ключ от своего летнего домика в заповеднике Бор и нарисовал карту, куда и как ходить в джунгли в обход патрулей. Добавив уже в дверях, что из местных дело там лучше иметь с лесником по имени Fate, то есть Роком, Судьбой. И вот мы уже в Боре, обустроились в домике Сурии. Наутро к нам заглянул школьный учитель, он же змеелов, поймавший в деревне, с его слов, несколько тысяч змей. Ядовитых в лес выпускает, безобидных оставляет у себя на ферме. Запас еды у нас на неделю, в кухне под столом ружье. Временами наведывается немой Арун, присматривающий за домом. В новогоднюю ночь развели костер, украсили хлопковый куст за домом мандаринами и веселой всячиной. Взошла луна, где-то рядом ходит тигрица, вскрикивают олени. Все шло хорошо, съездили накануне в ближайшую деревушку Хигни, купили праздничное, не густо, но что нашли, радовались, готовясь, и вдруг, как нередко у нас, задели друг друга, столкнулись углами, она молча ушла – во тьму, в сторону джунглей, на холм, где стоит пустынная часовня Ханумана. Сидел у дома, глядя в огонь, обернулся на шорох, думал, вернулась, нет – самка самбара выглянула из-за дерева. А там, в часовне, она затеплила свечи, присела у алтаря, а снаружи доносилась какая-то возня, замирающие шаги по сухой палой листве, или это ветер играл, но все больше казалось – та тигрица, о которой предупреждал Сурия. Значит, уже не выйти, и, прижавшись спиной к этим мурти богов, смотрела в черный проем двери. Пришла встревоженная, помирились без слов, ладонь в ладони, костер потрескивает, елочка с дребеденью. А наутро ушли далеко в джунгли и нежданно увидели битву двух исполинов райского сада. Я читал об этих ритуальных поединках нильгау. Мол, становятся на колени и мерно чокаются лбами. Но тут была битва едва не насмерть, молниеносная, переходящая в бой на коленях, когда один, поддевая рогами, вздымал над собой другого. И пыль клубилась солнечная. А третий, молодой, стоял рядом, смотрел. А потом побежденный побрел к озеру, пройдя в нескольких шагах от нас, обернулся с удивлением и поплыл на ту сторону, остужая пыл и печаль.
А может, это только я был так распахнут нашему будущему, а она и не думала о дальнейшей совместной жизни? Поначалу. И потому так болезненно реагировала.
Какой-то шорох у кромки озера. Включил фонарь. Нет, показалось. Сижу на этой вышке, как в небе, накрывшись с головой одеялом. Лишь середина ночи, под утро будет еще холодней. Спит ли она там или смотрит в стену, переживая… Спит, наверно.